— Ты закончил, мужик? — кто-то грубо спросил у него прямо над ухом.
— Что? — встрепенулся Пашков, отрываясь от сладких грез наяву.
Рядом с ним стояла троица крепких парней лет по двадцать и требовательно на него смотрела.
— Вали отсюда, тебе же сказали.
На мгновение он растерялся. Белый день, кругом полно народу, а эти явно затевают скандал. Даже, похоже, драку.
— Почему это я должен валить? — не слишком уверенно спросил он.
— А потому! Отдохнул — а теперь дай другим отдохнуть. Мы тоже люди.
Почти бессознательно он выбрал крайний, самый дальний от продавщицы столик, стоявший в тени пыльного сиреневого куста, и сел так, чтобы не видеть других таких же, как он, устроивших себе сиесту. Теперь он оглянулся и увидел, что почти все места заняты и лишь за одним столиком, за которым сидел он сам, был только один человек. За остальными было по трое, четверо и даже по пятеро. И никто не собирался приходить к нему на помощь, хотя многие исподтишка посматривали в его сторону.
В принципе он почти допил вторую бутылку. Один-два глотка, и можно встать и уйти. Но неожиданно Пашков почувствовал, что просто не может этого сделать. Не будь этих любопытных взглядов, особенно женщин, он не стал бы ерепениться, утерся и тихо убрался бы восвояси. В конце концов, он не дурак, чтобы связываться с дураками, да к тому же поддатыми. Он отчетливо представлял, что от них можно ждать. Набьют физиономию. Потом утирай на виду у всех кровавые сопли, а то еще и по врачам ходи. Но бояться на виду у всех было стыдно. И он, пряча под столом трясущиеся руки, сказал, вскидывая голову:
— Здесь занято.
— Чего? — с нескрываемой угрозой переспросил парень в белой футболке.
— Занято. Поищите другое место.
— Ну ты и козел, — прокомментировал другой, с мокро-красными, пухлыми губами, и без замаха ткнул Пашкова раскрытой ладонью в лицо. Не ударил, а отпихнул, как какое-нибудь дерьмо. С усмешкой, пренебрежительно.
Тот не успел ни закрыться, ни увернуться. Качнулся назад и вместе с креслом упал на спину, одной рукой пытаясь спасти очки, а другой стараясь самортизировать падение и одновременно ожидая удара затылком об асфальт.
Происходившее дальше он видел снизу. Сначала лежа с нелепо задранными в небо ногами, так что штанины джинсов обнажили лодыжки в синих носках и часть икр, а потом сидя.
К троице подскочил худощавый человек и с ходу ударил кулаком в пухлые, как у картинного купидона, губы. Их обладатель от неожиданности и боли хрюкнул, мотнул головой и упал, с маху сев на асфальт. Второй — тот, что в белой футболке, — ринулся было на нападавшего, но нарвался на жесткий удар ребром подошвы в живот и согнулся, обхватывая себя руками и подвывая. Третий, сдаваясь, выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами и глядел на напавшего расширенными от страха глазами.
