На самом деле Аслан, хоть и любил свою родину, но с удовольствием обошелся бы без таких больших пожертвований. Правда, далеко не все те деньги, которые перевозили сейчас он и его люди, были его. Большинство из них дали другие люди, и ему просто нужно было доставить их в целости и сохранности. Можно даже сказать, что это честь для него и его людей, знак особого доверия. Собственно, он и сам так говорит им. Но после прожитых в Москве десяти лет он стал смотреть на жизнь несколько иными глазами. Свобода для Ичкерии это, конечно, хорошо. Даже очень хорошо. Он провел немало операций, пользуясь этой свободой. Поддельные авизо, контрабанда оружия, махинации с нефтью — да мало ли всякого, не говоря уже о торговле заложниками! Большая территория, не подконтрольная русским, на которой можно что угодно спрятать и что угодно сделать. Да что там прятать! Целые заводы стоят, работающие на дармовой русской нефти! Целые цеха по изготовлению оружия! И единоверцы во всем мире помогают. Деньги дают, приглашают в гости, помогают говорить на весь мир то, что надо говорить. Все это очень хорошо. Очень. Но лучше бы это обходилось ему подешевле и не так хлопотно. Летать через границу с полными чемоданами денег, даже если всем, кому надо, уплачено и на всякий случай довольно прозрачно обещано скорое свидание со Всевышним, даже если пока все сходило удачно, — все равно очень опасно. Очень. Каждый раз у него перед этими полетами становится пусто в животе. Но он настоящий мужчина и никогда не покажет, как ему страшно.
Если бы он видел или хотя бы догадывался о том, что сейчас происходит за его спиной, во втором салоне, он бы еще больше нервничал.
Семеро вполне мирных на вид пассажиров на первый взгляд занимались примерно тем же, чем и их спутники из первого салона. Одни достали из сумок и портфелей выпивку и нехитрую еду, другие вооружились газетами, третьи ковырялись в своем багаже. По крайней мере именно это увидела прошедшая по салону стюардесса, в соответствии с инструкцией проверяющая состояние пассажиров после взлета и визуально контролируя лайнер. Ничего, в сущности, необычного. Но едва она покинула салон, как деятельность пассажиров разом потеряла мирный и безмятежный характер, их движения приобрели точность и собранность, свойственную профессионалам, а взгляды стали цепкими и колючими.
Из разных мест одежды и багажа они извлекали пластмассовые детали непривычной конфигурации и выверенными, многократно отработанными приемами собирали из них оружие — малогабаритные пистолеты небольшого калибра. Канадец Дискин открыл свой кейс и, вскрыв упаковку фломастеров, один за другим начал вытряхивать на ладонь маленькие, похожие на игрушечные, патроны. Из упаковки с игрушечным пулеметом извлечена лента, и из нее тоже были вынуты все сто пять патронов. Потом пришла очередь пулемета. В одну минуту он был разобран на части. Как ни странно, он оказался действительно игрушечным. Самым ценным в нем были пружины. Они быстро разошлись по рукам сидевших в салоне, были вставлены в магазинные коробки пистолетов, после чего в них были заправлены крошечные, совсем не похожие на настоящие, патроны. Вся операция заняла минут десять. Теперь каждый из семерых был вооружен. С начала полета прошло тридцать минут.
