Отсюда и в вечность | страница 56



Она занималась прической почти час и была полностью поглощена этим занятием, не требующим особых усилий мысли. Вся во власти массы своих длинных золотистых волос, которые струились сквозь частые зубцы расчески, она забыла обо всем на свете и только наблюдала в зеркале ритмичные движения рук.

Прической Карен заниматься любила, как любила и готовить. Это освобождало ее от всяких мыслей. Если бы она хотела, то могла бы стать великолепной кулинаркой. Еще одним ее увлечением были книги. Все это явно отличало Карен от других офицерских жен.

Стук двери нарушил ее священнодействие, и она вдруг почувствовала, что смотрит на собственную посмертную маску, бледную, безжизненную, сверкающую кровавой раной — густо накрашенными губами.

Услышав шаги мужа, она отложила в сторону расческу и закрыла лицо руками.

Холмс, даже не сняв шляпу, решительно вошел в комнату.

— Хэлло, — виновато сказал он. — Я так и думал, что застану тебя дома. Зашел переодеться.

Карен взяла расческу и снова занялась прической.

— Машина стоит около дома, — сказала она.

— Правда? — спросил Холмс. — Я не заметил.

— Я приходила к тебе в роту сегодня утром. Искала тебя.

— Зачем? — удивился Холмс. — Ты ведь знаешь, я не люблю, когда ты бываешь среди солдат.

— Мне нужно было попросить тебя кое о чем, — солгала она. — И я считала, что застану тебя на месте.

— У меня с утра было дело, и я не сразу пошел в казарму, — в свою очередь солгал Холмс. Он развязал галстук, сел на кровать и стал снимать сапоги. Карей промолчала.

— У тебя ведь нет ко мне претензий? — спросил Холмс.

— Конечно нет, — ответила Карен. — Я и не собираюсь расспрашивать тебя о твоих делах. Таков был наш уговор.

— А стоит ли поднимать этот вопрос?

— Просто я хочу, чтобы ты знал: я не так глупа, хоть ты и считаешь всех женщин глупыми.

Холмс поставил сапоги у кровати, снял пропотевшую рубашку и бриджи.

— Что ты хочешь этим сказать? В чем ты меня теперь обвиняешь?

— Ни в чем, — улыбнулась Карен. — Ведь мне давно ужо все равно, сколько у тебя любовниц. Но, ради бога, будь хоть один раз честным.

— Ну вот! — с отвращением закричал он, чувствуя, как приятное возбуждение от предстоящего свидания постепенно исчезает. — Хотел только зайти домой сменить форму и поесть. Вот и все.

— Мне кажется, — сказала она, — ты просто не знал, что я дома.

— Конечно не знал, черт возьми! Но я думал, что ты можешь быть дома, — закончил он неуклюже, уличенный во лжи. — Другие женщины! Чему я обязан на этот раз? Сколько раз я должен повторять, что у меня нет других женщин.