С появлением хозяина Любаня незаметно растворилась между столиками, а яркая красавица придвинулась к нему ближе, просунула руку под локоть и принялась что-то шептать на ухо, почти прикасаясь губами. Хозяин смотрел на сцену, курил и слушал с каменным лицом, изредка кивая и рассеянно похлопывая по узкой руке, лежащей на рукаве его рубашки. Только раз Маруся встретилась с ним глазами и не без труда заставила себя отвести взгляд, как парализованный удавом кролик. Она пряталась за словами песен, чтобы случайно не понять, что соскучилась по его утренним визитам, по грубоватой заботе и внезапному нарушению ее жизненного пространства.
Она объявила перерыв и ушла в гримерку, где без мыслей долго смотрела на себя в зеркало. Возвращаться на сцену не хотелось. Внезапно подкравшаяся апатия легла душным манто на опущенные плечи. Такое случалось с ней и раньше, и она знала, что повысить тонус можно только двумя способами – разбудить и обнять мужа или сесть за руль любимой машины. Обнять было некого, машины не было. Ей оставалось только смотреть в свое отражение, зная, что шагнуть из реальной жизни в пространство зазеркального мира невозможно. Когда положенные пятнадцать минут давно истекли, а она все никак не могла заставить себя выйти из гримерки, Сергей Сергеевич тихонько заглянул внутрь.
– Машенька, ты в порядке? Публика ждет.
– Да-да, я сейчас, – вздохнула она и сняла заколку. – Еще пару минут. Только прическу поправлю.
Пара минут затянулась еще на десять. Руки медленно двигались сверху вниз по шелковистым прядям, это движение успокаивало и усыпляло, и нисколько не хотелось возвращаться в прокуренный зал.
– Саботируешь?
Она не успела заметить, как он оказался за спиной в прямоугольнике зеркального полотна.
– Я уже иду.
– Я тебе не за сидение в гримерке деньги плачу.
Она поднялась со стула, скручивая волосы в тугой узел, и обернулась. Маруся не помнила, когда в последний раз муж смотрел на нее такими глазами. Она даже не могла точно определить какими, потому что сердце колотилось как сумасшедшее, а дыхание сбилось. Между ними был только старый деревянный стул, и он легко отодвинул его в сторону.
– Ну, здравствуй, Маша! – Она выронила почти уложенные волосы и снова взялась за расческу. – Отдохнула от меня?
– Дмитрий Алексеевич, я не понимаю…
Он удержал ее за шею и провел пальцем по нижней губе. Тонкие брови дрогнули, и она посмотрела жалобно и волнующе, потому что в тот момент нисколько не хотела отдыхать от него. А хотела и утреннего кофе на своей кухне, и вот такого самоуверенного прикосновения, и даже чего-то большего, в чем сознаться было уже совершенно немыслимо.
