– Не надо было мне это рассказывать, – сказала Лена, опустив голову.
– Вы не любите березок?
– Напротив. Я люблю березки и ненавижу асфальтовые шоссе. Презираю рельсы, топоры и пилы. Я бы жила… Как это сказать?.. Жила бы в вигваме среди тайги, ходила бы молиться в скит, слушала бы, как журчат ручьи, и даже не срывала бы цветов…
– В тайге много мошкары. Не представляю вас в наряде раскольницы или с кокошником на голове!..
– Дедушка любил, когда я надевала русский сарафан. Он называл меня боярышней. Я хотела бы… и я могла бы быть такой, как боярыня Морозова. Но я никогда не видела картины Сурикова.
– Почему же? – удивился Буров.
– В Москве не была, – просто ответила она. – Я ведь из Томска.
– Значит, так бы и держали вверх два пальца, отправляясь на казнь?
– Да. В розвальнях.
Он задумался.
– А ведь есть другие примеры силы русских женщин…
– Я же сказала, дедушка звал меня боярышней. Ну теперь мы познакомились. Я знаю, какой вы…
– А я знаю, кто вы. Вы – березка… Надо только суметь в вас заглянуть.
– Попробуйте, – дерзко сказала Шаховская, смотря снизу вверх в его лицо.
Видимо, он совсем неправильно понял, может быть, хотел наказать за дерзость. Никогда впоследствии Буров не мог объяснить своего поступка, но он схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал в, казалось, призывно раскрытые губы.
Она вывернулась и ударила его звонко по лицу, а в следующую секунду он почувствовал нестерпимую боль и резко согнулся, сдержав стон.
Да, Шаховская применила прием каратэ, о котором ему приходилось только слышать… И вот он, слабый, поверженный, ухватился за поручни, почти повис на них, а она, не удостоив его взглядом, прямая, как деревце, прошла прочь.
Буров едва пришел в себя, пристыженный и оскорбленный. Вытирая холодный пот со лба, он поплелся вдоль реллингов, страшась встретиться с кем-нибудь.
Тяжело дыша, он все же остановился около иллюминатора кают-компании, осторожно заглянул в него. Окруженная молодыми людьми, Шаховская шутила там и смеялась, села за рояль, стала наигрывать.
Сергею Бурову было до отвращения плохо. И не только от физической боли… Как он мог дойти до этого, так разговаривать, так поступить с незнакомой женщиной, даже не зная, кто она!..
Крадучись, он пробрался в свою, к счастью, одноместную каюту и бросился на койку. Будь у него коньяк, Буров напился бы до бесчувствия. Но пойти в буфет он не решался…
Что за женщина, черт возьми!.. Ангел, сирена или стерва?.. Сочувствует льдам и раскольникам. Боярышня, а бьет, как в полицейской школе. Но хороша!..
