— Но если они за тобой следят, они уже знают, что мы с тобой встречаемся, и…
— Знают. Ну и что? Я лягу на дно, а они подумают, что мы поругались и разошлись.
— Как на дно?
Мне отчего-то стало грустно и тревожно. Может, я ему просто надоела, и он вообще все это выдумал, чтобы поделикатнее со мной расстаться?
— Ну, скроюсь на какое-то время. Пусть они успокоятся. Или наоборот, начнут меня разыскивать, совершать активные действия, тут-то я их и прищучу.
— Насколько же ты исчезаешь?
— Не знаю пока. Как покатит.
— Ладно. — Я пожала плечами, решив не высказывать своих подозрений. Даже если он решил меня бросить, я неплохо, по выражению молодежи, «оттянулась». — Давай свои бумаги, спрячу их в рукописи.
— Только, Мила, я прошу, подумай хорошенько. Это серьезнее, чем тебе, похоже, кажется. Я не вру и не шучу.
Мне стало неловко. Возможно, я зря его подозреваю в неблаговидных намерениях. Тем более: спрячу я для него эти записи и подожду, явится ли он за ними и когда именно.
— Раз уж мы решили изобразить разрыв, у них не будет повода обращать на меня особое внимание, — заметила я.
— И все же предупреждаю, будь поосторожнее. А всем своим знакомым скажи, что мы рассорились окончательно.
— «Когда Гуленьке будешь писать, упомяни невзначай, что я к тетке уехал в Воронеж», — процитировала я из письма незабвенного отца Федора.
Он улыбнулся, оценив мою шутку, и вдруг воскликнул:
— А кстати! Давай-ка я сейчас тебе «прощальное» письмо напишу.
— Зачем?
— На всякий пожарный.
— Ты хочешь сказать, что эти твои преследователи ко мне в дом могут забраться? — возмутилась я.
Вадим смутился:
— Да нет, вряд ли. Но, с другой стороны… У тебя же был обыск в пансионате, забыла уже?
— Так ты думаешь, это из-за того, что ты за мной ухаживал? Они решили, что ты что-то у меня спрятал? Значит, они… были там?
Вадим промолчал, но по его глазам было видно, что именно об этом он и думает.
Пару минут я взвешивала все «за» и «против». Вадим ждал, нервно теребя подбородок.
— Ладно, — решилась я, — давай свои «Записки Шерлока Холмса». Я их так упрячу, что вовек никто не найдет. А взять у меня все равно нечего. Старая мебель да поношенная дубленка из «сэконд-хенда». Рискну, выручу тебя.
— Спасибо, солнышко мое. Ты молодец. — Он улыбнулся.
— «Безумству храбрых поем мы песню», — мрачно прокомментировала я свой явно не самый разумный в жизни поступок.
— Я найду способ сообщить о себе, — сказал он и поцеловал мне руку.
Мы стали сочинять письмо, в котором Вадим заявлял, что не собирается продолжать наши отношения «по причинам личного характера». После этого я упрятала в сумку толстый запечатанный конверт из плотной коричневой бумаги, без всяких пометок и указания адресата, и Вадим сказал, что сейчас отвезет меня домой, потому что ему уже пора собираться. А «прощальное» письмо он сегодня же вечером бросит в почтовый ящик, чтобы все было натурально.
