Оживленный гомон вокруг нас сразу стих. Воцарилась тягостная тишина.
— Кто же у вас был, хозяюшка? — спросил я, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Да я и не помню толком-то. Фамилию-то я не спросила. Чернявый такой…
— Может быть, вы сами отдали, подарили? — спросил кто-то из-за моей спины.
— Нет, не отдавала я… Вышла это я из избы, а потом вернулась. Смотрю, шкатулка пустая… Я, дура, не сдержалась, прибежала сюда. Вы уж простите меня, мы люди бедные…
Я подошел к Котовскому и тихо предложил:
— Единственный выход — построить всех в один ряд…
— Правильно! — кивнул Котовский и отдал команду.
Через несколько минут бригада спешилась и выстроилась на деревенской улице.
Котовский громовым голосом приказал: кто повинен в мародерстве — пусть выйдет из строя.
Шеренга не шелохнулась, никто не вышел.
— Ну, ладно, — проговорил комбриг. — Сейчас проверим…
— Пойдемте, мамаша, — попросил я старушку. — Покажите, кто к вам заходил.
И мы, Котовский, командиры полков, я и эта крестьянка, медленно пошли вдоль строя. Старушка вглядывалась в лица бойцов и отрицательно покачивала головой: «Нет, не этот». Когда мы поравнялись с невысоким черноволосым бойцом с темными глубоко посаженными, бегающими глазами, старушка шепнула мне:
— Боюсь грех на душу брать… Но вот этот больше всех похож.
Так дошли мы до конца шеренги. Старушка убежденно сказала мне:
— Нет, только тот, чернявый.
Котовский подступил вплотную к бойцу, на которого указала нам старушка, и негромко сказал:
— Ну, говори…
Боец стал отнекиваться: ничего не знаю, ничего не брал. Мы обыскали его. Заглянули в сумки, пристегнутые к седлу. Там в белье лежал неполный штоф водки. Подозвали крестьянку:
— Этот?
— Да вроде такой, как у меня был. Они ведь все похожие. Вот также половина осталась…
Я взглянул на Котовского и почувствовал, как ярость перехватила у него дыхание. Он обнажил шашку.
— Признавайся!
Чернявый повалился на колени, расплакался.
— Не брал я ничего! Не я это!..
Мы обыскали его сумки вторично и нашли золотые и серебряные вещи, неприметно завязанные в рубахе. Вина стала бесспорной.
Отошли в сторону — Котовский, я, Криворучко и Данилов.
— Ну, какое ваше мнение, что будем делать? — спросил Котовский.
Решили: за мародерство в напряженнейший момент борьбы с белокулацким мятежем расстрелять на глазах крестьян в этой же деревне.
Приговор был приведен в исполнение.
Крестьяне в Сестренках говорили потом:
— Страх-то какой! За такую малость — и смерть! Жизнь отняли!.. «Партизаны» все забирали, что хотели, коней угоняли, и никто из их командиров и бровью не повел, никого пальцем не тронули. Одно слово — бандиты!.. А тут сразу видно: другой солдат, нашенский, из Красной Армии.
