Австралийские рассказы | страница 39
Исправимые
Поддающиеся с трудом
Безнадёжные (с человеческой точки зрения).
В первую он обычно заносил имена каторжан-протестантов, составляющих, так сказать, цвет его паствы, — бедные души, которых, как он полагал, раскаянье и страдания вернут в лоно господне. К поддающимся с трудим он причислял тех, у которых в словах или поступках он замечал хоть намек на возможное исправление, какую-нибудь еле-еле теплящуюся искорку, которую нежное дыхание христианского милосердия и простого человеколюбия могло бы раздуть в неугасающее пламя добродетели. Тэппин значился у него во второй книжке. Когда священник узнал, что беднягу перевели в партию Д, он отправился в контору к Дэррелу и попросил на минутку перо. Дэррел вежливо протянул ему собственное. Мистер Тэйлор взял его и, вычеркивая фамилию из «поддающихся с трудом» и занося ее в список «безнадежных», спросил начальника:
— Разрешите узнать, мистер Дэррел, не этим ли пером вы записали последний приговор Тэппину?
— Да, — ответил Дэррел, — а почему вас это интересует?.
— Не правда ли, странное совпадение; перо, которым я переношу Тэппина в список погибших душ, вы употребили для той же цели, — сказал священник.
— Вы говорите загадками, мистер Тэйлор, — сказал Дэррел, — у меня нет «списка погибших душ», как вы его назвали.
— О нет, — возразил священник, — только вы называете его списком партии Д, и вы включили в него Тэппина.
Священник Тэйлор ничуть не преувеличивал. Когда на следующий день в половине шестого утра Тэппин в шеренге каторжников партии А вышел из барака, ему приказали перенести свое одеяло в барак партии Д.
Он был ошеломлен. Он почти не понял приказания.
— Слышишь, Тэппин? — заорал старший тюремщик.
— Я не понял, сэр, — запинаясь сказал № 18–969.
— Я говорил очень ясно, любезный; хорошо, я повторю, — сказал старший тюремщик, — слушай.
И медленно, так что каждый отчетливо выговоренный слог стегал по сознанию Тэппина, как железный прут, и приправляя свой начальственный тон издевкой, он произнес;
— Восемнадцать — девятьсот — шестьдесят — девять, — прошу прощения, его милость, — возьмет — одеяло, отдаст его — тюремщику партии Д; затем — пойдет в партию Д, куда — он — переведен — приказом — главного надзирателя — за плохую — работу.
Все, кто присутствовал на перекличке, поняли, что хотел выразить оратор этой изысканной речью. Тюремщики и стражники, надсмотрщики и заключенные — все поняли, что в этой игривой форме старший тюремщик хотел показать «его милости», что его связь с порядочным обществом прервана раз и навсегда. И конечно, поскольку старший тюремщик был чином выше всех, кто присутствовал во дворе, остальные, за исключением Тэппина, разразились веселым смехом, выражая одобрение его шутке. Когда владыка шутит — кто не засмеется? И как же они хохотали! Даже повара на кухне перестали разливать кукурузную похлебку, чтобы посмеяться вместе со всеми, хоть и не знали, чем вызвано это веселье. Действительно, вот забавно! У бедного смертного украли последний клочок его человеческого достоинства, С этой минуты он становился скотиной, существом с человеческим обликом, но с чувствами, привычками, хитростью животного. С этой минуты его будут запрягать, как животное, на нем будут ездить, как на животном, стегать плетью, как животное, и свое страдание он сможет излить только в нечленораздельном стоне животного.