В руках свекрови я замечаю чугунную сковороду и трубку телефона «Панасоник».
— Кто грабит? — спокойно спрашиваю и оглядываюсь в поисках преступников.
Никого. Только свекровь со сковородой. Но Людвиг, напружинив хвост, стоит носом к двери. Его короткая жесткая шерсть вздыблена на загривке, и пес то лает, то рычит на косяк.
А это не типично для нашей флегмы. Безусловно, Людвиг еще способен на щенячьи проказы, но в остальном вполне адекватен. Без толку брехать не будет. Тем более ночью.
— Звони в милицию! — приказывает свекровь и протягивает мне трубку «Панасоника». Сама сжимает ручку сковородки обеими руками, приседает для устойчивости и становится похожа на заслуженного теннисиста, готового к приему подачи.
— Чего сказать? — спрашиваю я и набираю 02.
Но телефон молчит, и я тут же вспоминаю, что отключила его самолично прошлой ночью. Вот небось свекровь-то удивилась! Никто ей не звонит, на прогулки не зовет, о самочувствии не спрашивает… Думаю, обиделась, потому и старую челюсть примеряла.
Все это проносится в голове за долю секунды, и я беру тайм-аут.
— Скажите толком, что случилось?
Муза убирает сковородой выбившуюся из-под чепчика прядку и зловеще нечленораздельно шепелявит:
— Какая-то сволочь пыталась открыть дверь…
— Когда?
— Не знаю, я проснулась от лая Людвига… иду к двери… смотрю… — Муза таращит для правдивости глаза из-под чепчика, — замки отперты… Людочка в истерике…
— В глазок бы лучше посмотрели, — бормочу я и приникаю к окуляру.
Никого. Если кто и был, давно удрал.
— Сима! — опомнилась вдруг свекровь. — А я дверь-то запирала?
Дверь свекровь запирает всегда. На два ключа, на стальной засов и цепочку толщиной с пожарную кишку.
— Не помню, — говорю я и прячу плутоватые глазки.
Боевая сковорода беспомощно опускается вниз, свекровь без сил опускается на обувной ящик.
— Запирала… — бормочет свекровь себе под нос, — или не запирала…
— В милицию звонить? — прерывая поток сомнений, спрашиваю я и трясу «Панасоником».
— Звони… или не звони… — Муза впала в прострацию, никак не может решить — грабили ее или нет.
Я сажусь рядом с ней на тумбочку. Свекровь автоматически бормочет: «Встань, сломаешь, ты тяжелая», — и продолжает издеваться над собственной памятью.
— Муза Анатольевна, идите спать. Я не помню, чтобы вы запирали дверь…
Как потерянное привидение, Муза Анатольевна бредет в свою спальню, мерно покачивая сковородой. На пороге комнаты она вдруг разворачивается ко мне и пристально смотрит:
