— Я вашу челюсть потеряла, — проблеяла я.
— Да? — Муза подумала секундочку и махнула лапкой. — И пес с ней. Новую сделаем?
— Сделаем, мама. Самуил Лейбович из отпуска вернется и сделает.
— Так он здоров? — Муза громко высморкалась и посмотрела на меня.
— Я надеюсь.
— Аппендицита не было?
— Не было, — вздохнула я и потупилась. Хотела рассказать о маньяке Гальцеве, да удержалась. Не то время. Пусть старушка немного успокоится.
Уснули мы в Музиной комнате, на ее кровати, крепко обнявшись. Свекровь боялась меня выпустить, словно невестка могла исчезнуть в ночи навсегда, оставив ее с Людвигом.
К бутылке армянского мы так и не прикоснулись. Она закатилась под ноги, и мы перекатывали ее пятками из одного конца постели в другой.
Утром Муза Анатольевна приготовила мой любимый завтрак — сырники из творожной массы с медом. Вместо муки, для крепости, свекровь добавляла в творог манную крупу, взбивала яйцо, и сырники получались невероятно пышными и красивыми.
Сама Муза выглядела так себе. В ночных треволнениях она забыла накрутить влажные волосы на бигуди и утром бегала по кухне, напоминая перевернутую швабру. Вставные химкинские зубы красоты ей также не добавляли.
— На выходные я поеду с Галкой в Колотушино, — поливая сырники медом, объявила я. — Увы, Муза Анатольевна, но я уже дала ей обещание. Надо картошку окучить.
— Езжайте, деточки, езжайте. Развейтесь.
Как хорошо не врать! Удовольствие, сравнимое с удовольствием от сырников с изюмом!
Не знаю, что чувствовала Муза, но расстались мы после крепких троекратных поцелуев в духе приветствий застойного коммунистического руководства. Мы искали друг в друге поддержку. Как страны СЭВ. Одни — против всех.
По дороге на работу я искала в себе сомнения, пыталась обнаружить хоть что-то из сожалений и разочарований. Но не находила. Может быть, речевка «Миша умный, добрый, чуткий, нежный» постепенно превратилась в форму давления на психику, и я выставила защитный барьер? Так бывает. Хочешь как лучше, получаешь обратный результат. Нельзя себя насиловать. Если первоначально речевка проходила с восклицательным знаком, то позже в конце ее появился знак вопроса.
Едва я открыла дверь своего кабинета, на письменном столе ожил телефон. На определителе стоял номер Зайцевой.
— Алло. Привет, Галина. Как дела?
— Привет. Меня твой бандит звонками одолел…
— Какими? — ревниво насторожилась я.
— Вечером позвонил, узнал твой домашний номер, утром ни свет ни заря ему твой рабочий понадобился…
