— Миш, ой, Лев, ты представляешь… я сижу тут себе… пью, беседую… — мне захотелось положить голову на ладонь, но локоть соскочил со стола, и я чуть подбородком на угол не легла с размаха. — Ты меня жалеешь… а Муза, — я всхлипнула, — там одна.
Сосед не перебивал. Смотрел на меня и только.
— Сидит старушка… и плачет. Так! — Я вскочила с диванчика, цапнула за горлышко полупустую бутылку, буркнув: «Мне нужнее», и направилась к выходу. — Я пошла.
— Куда?
— К Музе.
Лев догнал меня в прихожей, остановил и слегка обнял. Я решила, что сейчас меня целовать будут, закрыла глаза и вытянула губы. Но он только прижался щекой к моей щеке и прошептал: «Держись. Станет плохо, приходи. Я жду».
— О’кей, — кивнула я и вывалилась на площадку.
Дверь в мою квартиру была не заперта. А я ведь, уходя, о ключах даже не подумала…
Муза сидела на своей кровати и обеими руками прижимала к животу подушку в розовой наволочке. Влажные прядки только что подкрашенных волос висели над ушами, сквозь них просвечивал бледно-желтый череп, свекровь смотрела под ноги. На полу валялась фотография — Миша, Яна и торт с двадцатью семью свечами.
Я всхлипнула: «Мама».
Она подняла голову. Когда-то раньше я слышала фразу: «На нем лица не было» — и считала ее выдумкой, преувеличением. Как это не было лица? Куда оно делось? Теперь знаю — растворилось. В бесконечном горе. Только глаза плавают, как две голубые бусинки в блюдце молока.
— Деточка, — всхлипнула Муза, — ты вернулась…
— Вернулась, мама, вернулась.
Я брякнулась на постель, уронила в складки одеяла ополовиненный армянский и обнята старушку.
— Я так не хотела, так надеялась…
— Я знаю, мама…
— Ты у меня такая чудная, такая добрая девочка, — шептала свекровь, и слезы текли на розовую, в оборочках, подушку. — А эта… — Муза дотянулась до фотографии носком пушистой тапки, — Мишу не любит. Она вся корыстная…
— Я знаю, мама, знаю…
Меня заклинило на этих словах. Я гладила Музу по круглому плечику и понимала, что ни черта не знаю. Но догадываюсь о многом.
Восемь месяцев назад, в октябре, мы со свекровью ездили в Норвегию. Судя по полароидным снимкам и Мишиным словам, Яна уже имелась в наличии. Где она пряталась? Почему свекровь уезжала, раздраженная северной страной, холодной погодой, молодыми и весьма симпатичными ребятами из русских специалистов? Музу все раздражало. Она неустанно ворчала на сына и тянула меня назад в Москву. Тогда Миша их и познакомил?
Бедная Муза. А я еще считала, что много вру. В сравнении с остальными Мухиными я агнец божий, в их шкафах скелеты очередью стоят…
