Бьюсь головой о спинку переднего кресла, отгоняя кошмарные виденья. Заставляю себя открыть глаза. Шевеловский держится стойко. Умственное напряжение видно в каждом вздохе.
Провал…
Прихожу в себя. Встаю и, шатаясь, направляюсь к профессору.
— Что?
Шевеловский бледен. Губы дрожат.
— Не вышло. Чего-то не хватило. Какого-то импульса. Какой-то энергии.
Он обхватывает седую голову руками и тихо плачет. Оглядываюсь. Остальные без сознания. Пластмассовый нож валяется на зеленом ворсе.
Тени исчезли. По коже бегает едва заметный ток, щекочет виски.
— Бьет током немного. Так и должно быть?
— Уменьшилось внутреннее поле до минимума. Дальше системы защиты не позволяют, — профессор замолкает, вытирает слезу. — Энергии не хватило. Не хватило…
Пришел в себя Бингер. Бочком ковыляет в туалет. Стараюсь не глядеть на мокрые штаны. Завсхлипывал Лупя.
— Чуть не обделался, на хрен, хорошо, что не ел. — Санька пытается встать, но ноги не держат, и он отворачивается к окну.
Заорал динамик:
— Надеюсь, вы там все живы еще? До предела выжал! Больше никак! Руки вон ходуном ходят. Эти — черные — почти осязаемые. Стонали…
— Я чай пролил, — комментирует вернувшийся Бингер.
— Знаем. Я сам чуть не пролил, — без тени иронии отвечает Санька.
Профессор смотрит в черноту иллюминатора. На вопросы не отвечает.
Замечаю Надин. Она не у себя. Сидит в кресле впереди, укутавшись в плед, и дрожит. Вижу, что Санька хочет подойти к ней, но не решается, терзает себя.
Становится легко. Я улыбаюсь. Напряжение скатывает, как' морская волна. Мягко, одурманивающее…
Лагуна… Доплыли…
За стеклом иллюминатора проплывает рейс 3469-й. Весь в иероглифах. 3468-й, значит, прозевал. Глубоко, сладко вздыхаю. Мы не одни.
— А мы бубнями! Во! Э! Ты мне в карты не пялься!
Санька снова бодр и весел. Лупя обдумывает очередной ход.
Надин уходит к себе. Через некоторое время в салон врывается запах жареной картошки.
Шевеловский поворачивается ко мне.
— Что на нашем корабле не так, как у собачьего? Что?
Я вяло пожимаю плечами.
— Не хватило ничтожной малости! Стремящейся к нулю! Именно эта энергия сместила баланс. Она причина катастрофы! Инженеры просчитались, Иван.
Шевеловский поднимается и шаткой походкой идет в хвост корабля.
Думать о плохом не хочется, но профессора слишком долго нет. Волнение пробивает брешь в медовом потоке нирваны.
Я стучу в кабину.
— Сергей Евгеньевич! С вами все хорошо?
Ответа нет. Стучу настойчивей.
«Культурный уровень Шевеловского не позволил бы не ответить на вопрос! Что-то случилось», — ударила в голову тревожная мысль.
