Но зла Иван Петрович не держал даже и на провинившегося.
Как-то его помощник доктор Н. Я. Чистович, готовивший собаку для демонстрации, забыл в решающий момент снять зажим с вены. Иван Петрович, не терпевший никакого промедления и малейшей нерасторопности, чертыхнулся и сам дернул зажим. Но сгоряча порвал вену, хлынула кровь, опыт оказался испорчен.
Обрывая тесемки халата, И. П. Павлов разразился весьма язвительными замечаниями и принялся ожесточенно намыливать руки.
— Но, Иван Петрович, вы тоже виноваты, — осмелился возразить его помощник. — Если бы вы сняли зажим спокойно, ничего не было бы…
— Что-о? — закричал, оборачиваясь, И. П. Павлов. — Да я после всего этого нахожу, милостивый государь, ваше присутствие здесь лишенным всякого смысла!
— Я и сам думаю так же…
С этими словами доктор Н. Я. Чистович отправился домой, убежденный, что порога павловской лаборатории ему больше не переступить. Он стал составлять заявление об уходе, когда ему принесли записку: "Брань — делу не помеха. Приходите завтра ставить опыт". Гроза прошла — инцидент был исчерпан.
Надо сказать, что обид на профессора И. П. Павлова его сотрудники не таили и вспышки гнева охотно ему прощали, потому что знали: это от того, что он болеет за общее дело. А в том, что они действительно делают одно дело, ни у кого из работающих в лаборатории не было сомнений.
Работа была организована так, что никаких секретов друг от друга здесь не водилось. Каждый знал, что именно делает сосед и насколько продвинулся вперед. Этому весьма способствовали так называемые "дружеские чаепития", которые происходили обычно по средам.
Чаем здесь действительно угощали, покупая нехитрую снедь в складчину, причем казначеем был сам Иван Петрович. Заваривали чай в стеклянной колбе, пили из высоких химических стаканов, размешивая стеклянными палочками из лабораторного оборудования. Но это был просто повод для создания непринужденной обстановки. Главное, конечно, были доверительные беседы, которые при этом велись.
Постепенно разговоры по средам стали доброй традицией. Они начинались ровно в десять — и, конечно же, ни секундой позже. В двенадцать часов, когда, отмечая полдень, палили пушки на Петропавловке, происходил непременный ритуал проверки времени. Все разговоры на мгновение прекращались, Иван Петрович вынимал из жилетного кармана свои примечательные часы, откидывал их крышку и, убедившись, что они показывают время секунда в секунду ("Вот здорово — идут совершенно точно!"), продолжал беседу. Остальные старательно подводили стрелки.
