Из номера в номер здесь стали печатать злобные статейки с нападками на И. П. Павлова за его безжалостное отношение к собакам. Он их, видите ли, в угоду своей науке режет почем зря и вообще подвергает бедных животных немыслимым мучениям.
Иван Петрович только отмахивался от этих "укусов". Однако дело не ограничилось лишь газетными писаниями. Как-то к нему в лабораторию прибыла баронесса Мейендорф — фрейлина императрицы и председательница Российского общества покровительства животных, дабы лично ознакомиться с условиями, в которых содержатся подопытные собаки, и удостовериться, что их здесь не мучают.
С неохотой оторвался ученый от дел и вышел к закутанной в меха придворной даме, которую к тому же венчала какая-то немыслимая шляпа, по моде того времени украшенная чуть ли не птичьим гнездом. Во всяком случае, какие-то пестрые крылья в натуральную величину распростерлись над головой сиятельной особы.
Она, в свою очередь, с недоумением разглядывала в лорнет знаменитого физиолога. Вместо положенного ему по чину генеральского мундира — рубаха-косоворотка, подпоясанная ремешком, брюки явно широки в поясе — он их то и дело поддергивает. И вообще никакой солидности — говорит быстро, отрывисто, руками размахивает, когда переспрашивает — ладонь приставляет к уху. Слова какие-то вульгарные употребляет: рассказывая про собак, все время говорит "брюхо", а не живот; обращаясь к замешкавшемуся ассистенту: "Чего ждешь — пущай метроном". И все это в императорской академии!
Баронесса была шокирована. Может, ее, придворную даму, приближенную царицы, нарочно так неучтиво встречают? Где же ей было знать, что генеральский мундир профессор И. П. Павлов, несмотря на строжайшее распоряжение, категорически отказывается носить. Он постоян-но висит у него в кабинете в шкафу и вынимается оттуда только для чтения лекций. А носит профессор либо вот ту самую косоворотку, в которой она его застала, либо простую рубаху с неизменным галстуком-бабочкой и поверх нее пиджак.
И без пиджака, с засученными рукавами, открывающими сильные жилистые руки, его тоже нередко можно видеть — не только в лаборатории, но, случается, и во дворе, где он частенько "режется" в городки со своими сотрудниками. Заметьте: не в гольф, не в теннис, а в грубые мужицкие городки, в которые, кроме рязанских грузчиков, никто и не играет. Во всяком случае, это плохой тон, так не принято.
Баронесса Мейендорф и представить не могла, что профессор И. П. Павлов очень часто делает не то, что принято. Разве солидно известному ученому ездить на работу на велосипеде? А Иван Петрович предпочитал этот транспорт всем остальным: надвинет свою пеструю кепку и едет через весь город, не обращая внимания на любопытные взгляды. И в речь свою простецкие словечки вставляет не специально, просто ему так удобнее говорить, вот он и не стесняет себя рамками хоть придворного, хоть какого еще этикета. И вообще церемоний разных не признает. Когда к нему обращаются: "Ваше превосходительство", — шибко сердится и тут же поправляет: "Я — Иван Петрович или профессор, а это — собачья кличка".
