Лида, а ты? Что ты делаешь сейчас? Конечно, готовишься к очередному экзамену. Сидишь в университетской фундаменталке, вникаешь в запутанную и малопонятную историю Тридцатилетней войны… Оторвись на минутку от учебника. Давай вспомним… ну, хотя бы школьный выпускной вечер… Это было два года назад в Баку. Мы сидели рядышком в зале, когда шла торжественная часть и выдавали аттестаты, а потом вышли в теплый июньский вечер и бродили возле школы, и в безлюдном переулке у бокового фасада Ленинской библиотеки я, набравшись духу, признался тебе в любви. Помнишь, как называется этот переулок? Чистый — вот как. А когда мы вернулись в школу, в зале уже гремела радиола, танцы были в разгаре и мой друзья и твои подруги поглядывали на нас «со значением»…
А потом в школьном дворе, при свете прожекторов, мы все — два выпускных класса — сидели за столами и ели какие-то сласти и пили лимонад. Между прочим, в некоторых лимонадных бутылках было вино, мы его принесли тайком и ловко замаскировали, чтобы Аполлинария Павловна, наша строгая директриса, ничего не заподозрила. Мы и Петру Моисеевичу, математику, поднесли стакан вина, этак по-мужски. Он отпил глоток, изумленно поглядел на нас, засмеялся и выпил до дна. Он ведь добряк, хотя и здорово орал на тех, кому хуже давались аркусы и бином Ньютона.
А какую стенгазету мы выпустили — помнишь? Ну еще бы тебе не помнить, мы ведь вместе трудились над ней.
Она была во всю длину коридора и называлась «Одной ногой в вузе» — это одно из любимых изречений Петра Моисеевича («Вы уже одной ногой в вузе, — кричал он, бывало, на уроках, — но вторую туда не поставите, пока не разовьете в себе пространственное воображение!»). В стенгазете были шаржи на всех выпускников, длинная процессия, и каждый был изображен с атрибутами той профессии, которую собирался избрать: «инженеры» — с макетами нефтяных вышек, с гирляндами изоляторов, «врачи» — с огромными градусниками или клистирными трубками, ну и так далее. Я был нарисован на колеснице, набитой «архитекторами».
Почти всем из нашего выпуска удалось «поставить вторую ногу» в вуз. Большинство девушек и ребят поступили в АзИИ — Азербайджанский индустриальный институт. Из Баку уехали немногие: двое в Москву, семеро — в Ленинград. Мы — ленинградская семерка — все учились в разных институтах и жили в разных общежитиях, но встречались часто, землячество было дружное. Но вскоре ребят стали призывать в армию. Миша Листенгартен — Лидин двоюродный брат — ушел в зенитчики, Алька Цион — в танковые войска, Вовка Шегерян оказался в артиллерийском училище. Одного только Шурки Корсенского не коснулся Закон о всеобщей воинской обязанности 1939 года — да и то потому, что Шурка после окончания школы сразу поступил в Военно-медицинскую академию. Редела бакинская «колония» в Ленинграде, мы провожали — одного за другим — новобранцев. Я был моложе других ребят и ушел в армию последним, успев закончить первый курс института.
