О стыд, о ужас наших дней! - пишет он. Как звери вторглись янычары Падут бесславные удары Погиб увенчанный злодей.
Радищев так бы не написал. Убийцы Павла для него были бы не "янычары", а "святые мстители". Известный знаток права Гольденвейзер обращает внимание на то, что в этом "революционном" произведении Пушкин высказывает убеждение, что законность, свобода и равенство могут отлично существовать и при самодержавии". А в возрасте 22 лет в "Послании к цензуре" он высказывает уже точку зрения, которая в зрелые годы становится основой его политического мировоззрения: "Что нужно Лондону, то рано для Москвы", - пишет он. И высказывает совсем уже не революционную мысль, что рабство в России падет по мании Царя. Политические идеалы у Пушкина уже в это время были весьма умеренные: он жаждал освобождения крестьян, склонялся к конституционной монархии и хотел чтобы выше царей стоял высший закон.
II
Пушкин признавался, что он в минуту раздражения написал только одну эпиграмму на Карамзина. Возможно, что он написал следующую эпиграмму:
Послушайте я вам скажу про старину, "Про Игоря и про его жену, "Про Новгород, про время золотое" И наконец про Грозного Царя. - Эх, бабушка, затеяла пустое: "Окончи лучше нам Илью-Богатыря".
О других эпиграммах на Карамзина Пушкин писал, что "они глупы и бешенны". Такой глупой и бешенной является и приписываемая Пушкину эпиграмма:
В его "Истории" изящность, простота Доказывают нам без всякого пристрастья Необходимость самовластья И прельсти кнута.
Но и в отношении первой эпиграммы твердо не установлено, что ее написал Пушкин. П. Вяземский считает, что ее написал Пушкин, а другие приписывают ее Грибоедову. Пушкину, например, приписываются две таких эпиграммы на Аракчеева.
Всей России притеснитель Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А Царю - он друг и брат. Полон злобы, полон мести, Кто ж он "преданный без лести"? Просто фрунтовой солдат.
И вторая:
Холоп венчанного солдата Благодари свою судьбу: Ты стоишь лавров Геростата Иль смерти немца Коцебу.
В примечании к этим стихотворениям (Собрание сочинений Пушкина. Том II, Из-во Брокгауз-Эфрон, стр. 548), мы читаем, например, такие "доказательства": "...Автографов, конечно, нет, но подлинность обеих эпиграмм никем не оспаривалась, хотя первая из них - "Всей России притеснитель" - как будто не совсем подходит к Пушкинскому складу стиха и выражения". Подлинность второй, оспаривал близкий друг Пушкина князь Вяземский, написавший на полях берлинского издания: "Вовсе не на Аракчеева, а на Струдзу, написавшего современно смерти Коцебу политическую записку о немецких университетах". Итак, одна эпиграмма написана Пушкиным, но не на Аракчеева, а на Струдзу, а в другой деревянный стих совсем не Пушкинского склада. И тем не менее, написавший эти примечания П. Морозов, с апломбом заявляет "но подлинность обоих эпиграмм никем не оспаривается". Типичный пример интеллигентской логики. Подозрительно так же то, что эти эпиграммы впервые были опубликованы Н. Огаревым в сборнике "Русская потаенная литература XIX века". Политическая тенденциозность этого сборника ясна всякому. Долгое время считалось, что Пушкин написал следующие две эпиграммы, связанные с именем Фотия. Эпиграмма на графиню Орлову.
