Разговор протекал ровно, легко, напоминая железнодорожный состав, идущий под гору, когда можно не только сбавить пары, но и вообще отключить двигатель. И вдруг интуиция, которую Сергей, казалось, прогнал прочь, снова подскочила к нему и крепко обхватила своими сильными руками, как любимая мать, желающая удержать свое дитятко рядом, первой ощутив приближение опасности и беды.
— Как же вы неосторожны, дорогой Сережа, — ласково вдруг проговорил Ян Маркович. — Неужели вы не знаете, что толпа — это стихия! А со стихией шутки плохи. Я имею в виду рынок…
«Вот и переоделся, — подумал Сергей. — Странно, я как будто никак не выдал себя там, на барахолке…»
— Не удивляйтесь, Сережа, в таком городишке, как наш, люди поневоле живут чужими новостями, — ответил Лановский, словно приподняв тяжелую занавесь, за которой прятались мысли Панкова.
«Как всегда, все объяснил и ничего не сказал». — Сергей усмехнулся про себя, но ничего не сказал вслух.
Некоторое время все усиленно занимались чаем, будто испытывая сильную жажду, напавшую одновременно на всех разом.
— А уж если говорить о слухах, — продолжил Ян Маркович свою мысль, — то должен вам заметить, что в городке i жалеют бедного старичка, и, даже признаться, в этом есть свой резон: власть должна карать истинных своих врагов, а не пугать заблудших овечек.
— Вы полагаете, что балаганщик — заблудшая овечка? — осторожно спросил Панков.
— А вы предпочитаете видеть в нем Бог весть кого? — с некоторой раздражительностью сказал Лановский и взглянул прямо в глаза Сергею. — Впрочем, узнать истинное лицо человека так трудно… — Он снова перешел на спокойный тон. — Каждый старается надеть на себя личину, чтобы его приняли таким, каким он хочет казаться, а не таким, каков тот есть на самом деле. Все общество и состоит из одних только личин…
«Оказывается, любезнейший Ян Маркович, Ларошфуко действительно является вашим любимым автором», — подумал Сергей.
— …Есть, правда, единицы, которым эти маски ни к чему, — продолжал меж тем хозяин дома. — И они, поднимаясь над толпой, должны всегда оставаться сами собой…
— И быть вершителями судеб? — съязвил Панков.
— Вот именно, Сережа, вот именно: вершителями! — воскликнул Ян Маркович, выразительно взглянув на дочь.
Смущенно улыбнувшись, Ванда опустила глаза.
— Благодаря им, и только им, — Лановский перешел на пафос, — возможно движение вперед колеса истории.
— Но это «колесо» может переехать многие судьбы, раздавить их, — заметил Сергей.
