— Александровское военное училище? — переспросил Сергей. — А вы знаете, что когда-то в здании этого училища бывал Пушкин? Да-да, Пушкин! — повторил он, перехватив ее недоверчивый взгляд. — Тогда здание принадлежало генералу Апраксину, и когда сгорел в 1812 году Государственный театр, его спектакли ставились на сцене Апраксина. После холеры 1830 года дом Апраксина купила казна и в нем разместили Сиротский приют — училище для детей умерших от холеры военных, потом там был Кадетский корпус и уже позднее — Александровское военное училище.
— Никак не могла подумать, что вы столько знаете про Москву!
— Просто мне повезло: я встретил человека, посвятившего всю свою жизнь прошлому Москвы.
Не сговариваясь, они повернули назад, к дому, и оставшийся путь проделали молча. Но это молчание не угнетало их, а наполняло какой-то необъяснимой нежностью друг к другу. Казалось, что между ними протянулась невидимая ниточка, настолько тонкая, что в любой момент могла порваться, и лишь обоюдное желание сберечь ее, не испытывать на прочность, а наоборот — ослабляя натяжение, — помогало сохранить ее невредимой… Они и за столом сидели задумчивые, молчаливые — изредка бросая друг на друга быстрый и еле заметный взгляд. Ян Маркович, как обычно, излишне говорливый, ничего не заметил, и, несмотря на внутреннее напряженное состояние, какое было у Ванды и Сергея, ужин закончился вполне спокойно…
Проснулся Сергей очень рано, едва первые лучи осеннего солнца коснулись крыш самых высоких городских строений. Стараясь не шуметь, Сергей оделся, переложил из пиджака в кожанку документы и браунинг. Улыбнулся, вспомнив, как Ян Маркович увидел его в пиджаке своего сына.
— Словно на тебя пошито было… — тяжело вздохнул и добавил: — Как-то он там… — но тут же оборвал себя на полуслове и, улыбнувшись через силу, заговорил о чем-то совсем постороннем.
Чтобы не шуметь, Сергей не стал разогревать чайник: налил себе холодной заварки и воды и вдруг на столе увидел (когда только Ванда успела приготовить и положить их сюда) бутерброды с сыром, аккуратно накрытые бумажной салфеткой. Бутербродов было три, и Сергей, запивая холодным чаем, съел один, а два завернул в салфетку и сунул в карман. Открывая входную дверь, Сергей с удивлением услышал еле заметный звон колокольчика.
«Странно, — подумал он. — Вчера никакого звона не было!» Очутившись на улице, Панков быстро взглянул на окна комнаты Яна Марковича, и ему показалось, что в одном из них промелькнуло лицо Лановского…
