А вот на этажах уже следили за тем, чтобы сотрудники разных отделов не слишком интересовались, чем занимаются их соседи. Если б живого Шамиля все время сопровождало столько бойцов, сколько их кучковалось сейчас в здании, киллеру понадобился бы уже не пистолет, установка «ГРАД», как минимум. Или самолет и навык в точечном бомбометании.
Похоже, заместители Шамиля решили ликвидировать дело: по лестнице таскали папки с документами, в большой компьютерной, как все называли отдел информации концерна, мелькали озабоченные белорубашечники с коробками дискет, чуть ли не на каждом телефоне третьего этажа сидело по клерку, гам стоял ужасный.
Я прошел по длинному коридору и открыл дверь с надписью «Редакция». Шеф — старый зубр, успевший отощать за долгое время скудного выпаса на лениздатовской зарплате, — увидев меня, еще больше взлохматил седую шевелюру и как-то растерянно глянул из-под очков.
— Дима? Вы опоздали…
Пройдя к своему столу, я вытащил из ящика пачку «Беломора» и закурил.
— Вы узнали что-нибудь про…
— А вам спонсоры-издатели еще ничего не сообщили?
— Концерн будет ликвидирован, но с нашей газетой все немного сложнее, — грустно информировал шеф, — рекламы набрано еще выпуска на три, и определенные обязательства перед рекламодателями не позволяют мне…
Старик любил заканчивать, не договаривая. Психоаналитик истолковал бы эту привычку по-своему, но я всегда считал, что она выработалась у моего мягкого интеллигентного шефа за время его работы в партийной прессе.
— Значит, будем выходить?
— Не знаю, — он пожал плечами, — но мне кажется, что еще один номер по крайней мере нам должны разрешить выпустить. На первой полосе поместим некролог, соболезнования…
— … призывы к кровавой мести, — закончил я его мысль.
— Что вы, Дмитрий!
— Угу… а как еще будет истолкован некролог типа «ушел достойнейший из «новых русских»…», вернее «ушель дастойнэйщий…»
— Не ерничайте!
— А что еще делать?
Вот тут-то они и нагрянули. И показали мне, чем еще можно заниматься на рабочем месте.
Естественно, пока я углублялся в прошлое, какой-то нищий сожрал мой кебаб, а какойто трезвенник съел мою стошку. Так всегда: познание рождает скорбь, а воспоминания приносят убытки. Зато вместе с кошельком облегчают и душу. Не повторив заказа, я вышел.
Мир никуда не провалился, солнце по-прежнему освещало отдельные недостатки в работе муниципальных служб: мусор, толпы на остановках и торговлю спиртным у метро, Я находился у станции «Сенная площадь Мира», и мне было куда пойти взгрустнуть: в двух-трех офисах по соседству меня встретили бы друзья, ободрили. Но именно грустить-то мне и не хотелось!
