Или — испуганно.
Показалось.
Гаррик, не отрывая взгляда от проходящих по залу мужчин, потянул Василиваныча за рукав.
— Времена-то нынче злые, опасные. Ты как, вооружаться не надумал?
— Вот еще!
— Зря, зря, кто знает, что может случиться, вот мой-то шпалер всегда при мне!
Вполне мирно покивав головами в ответ на многочисленные приветствия, «жмеринс-кие» сели за отдельный столик.
Я перевел дух.
Насчет «шпалера» Гаррик, конечно, бравировал. Знал я его пушку. Обыкновенный девятимиллиметровый «РЖ», западногерманский револьвер, рассчитанный на пальбу как газовыми, так и дробовыми патронами. Я сам, когда делал материал про оружие для «Адамова яблока», помог знаменитому «криминальному журналисту» Гаррику приобрести этот ствол. А он еще и умудрился этот револьвер зарегистрировать как газовый. Правда, если б его хоть раз прихватили с дробовыми патронами в кармане, знаменитого журналиста можно было бы называть «криминальным» с большими основаниями.
— Да на кой он мне нужен, — Васили-ваныч, как гордая птица Феникс, вздернул голову, — мне обороняться не от кого, меня и так все знают!
— А шпана уличная?
— А с ней я дел не имею!
— Ну да, ты у нас только с серьезными людьми… шутки шутишь!
Достали меня эти двое! Кабак вновь загудел, словно невидимый Великий Монтер сумел как-то преобразовать скопившееся в воздухе напряжение в силу тока человеческой речи. Я впервые вспомнил, что я-то, в отличие от Гаррика с Василиванычем, не на работе! У меня планировался вечер отдыха! Даже проститутки во время отпуска не ходят по стриптиз-холлам и публичным домам! Но эти два представителя «второй древнейшей» продолжали свое производственное совещание.
Василиваныч с легким разочарованием:
— Сегодня, пожалуй, здесь ничего не случится!
Гаррик:
— Хоть ты и считаешь, Василиваныч, что ты молодец, а пуля — дура, мои читатели все же думают иначе. С точностью до наоборот! Мой шпалер…
— Довольно! Романтика и коммуникабельность зовут меня вперед, в жизни всегда есть место встрече.
Я решительно поднялся из-за стола и зашагал по направлению к сортиру. Это направление было не хуже того, в каком протекала беседа, а если учесть еще, что на моем пути через зал неминуемо должна была оказаться та самая русоволосая официанточка, то даже и лучше!
— Простите, мамзель, а вы… — осведомился я как бы походя, — вы даете прессе интервью?
Это был один-единственный вопрос. Но первой его половиной она успела возмутиться, а второй — огорчиться. Что доказывало наличие сносной реакции. Я успел подумать о том, что лучше было б сформулировать этот невинный вопрос как-нибудь по-другому. Во имя первого контакта, по крайней мере.
