— Ты не представляешь себе объятий и поцелуев?
— Нет. Я сосредоточилась на сцене.
— Я тебе верю. Ты всегда говоришь правду.
— Тебе — да.
Он подошел и сказал:
— Очень странно. Когда ты играла, я чувствовал, что от тебя исходят сексуальные вибрации, как от женщины, страстно влюбленной. Я остановил тебя, потому что почувствовал, что ты слишком взволнованна, чтобы продолжать.
На этих словах она заплакала.
— Не беспокойся. Ты такая женщина, которая испускает сексуальные вибрации, что бы ни говорила и ни делала. Вот что хотят видеть на экране твои зрители. Ты заработаешь целое состояние, если будешь просто стоять перед камерой, почти не играя.
— Я не хочу так.
— Почему же? — ласково спросил он.
— Потому что я хочу быть актрисой, а не сексуальной дойной коровой. Не хочу, чтобы меня продавали, как целлулоидную порнографию: «Смотрите и дрочите». Много лет меня это устраивало, но теперь все кончено.
С этого момента и началась ссора со студией «Фокс».
«Look sexy!» («Выгляди сексуально!») «Все, что от тебя требуется, дорогая Мэрилин, — это быть сексуальной», — вот что говорил Мэрилин Монро Лоренс Оливье в роскошном наряде великого герцога Карпатского в начале съемок «Принц и хористка» в Пайнвуд-студии летом 1956 года. Волшебная сказка без фей, где хористка встретила только испуганного принца. Когда к концу съемок, в октябре, на премьере в Императорском театре в Лондоне ее представили королеве Англии, вместе с Джоан Кроуфорд, Брижитт Бардо и Анитой Экберг, Мэрилин вновь вспомнила эту глупую сцену из фильма. Все так и ждали, что она, как в фильме, сделает глубокий реверанс великому князю с моноклем. Бретелька ее обтягивающего платья порвалась и почти оголила плечо и грудь.
Для этой костюмной комедии, первого фильма, который был снят «Мэрилин Монро Продакшнз» — и единственного, потому что фильм «Что-то должно рухнуть», поставленный ей в 1962 году совместно с «Фокс», так и не вышел на экраны, — Мэрилин выбрала Оливье, актера, прославившегося игрой в пьесах Шекспира, и знаменитого режиссера. Он считал ее дурочкой, необразованной и самовлюбленной. Она сразу же вернулась к обычным хитростям, чтобы увиливать от исполнения роли: опоздания, наркотики, прогулы.
«Думаю, — рассказывала она впоследствии, — что Оливье меня ненавидел. Даже когда он мне улыбался, его взгляд был враждебным. Я тогда часто болела, но он мне не верил или ему было наплевать. Он на меня смотрел с таким лицом, как будто чуял запах тухлой рыбы. Как будто у меня была проказа или что-нибудь такое же ужасное. Я все время чувствовала себя нелепой. Он подошел ко мне, как входят в бордель, и снисходительным тоном посоветовал мне быть сексуальной. Это меня просто убило. Мне с ним было плохо. Я все время опаздывала, и он смертельно на меня обижался».
