Как-то раз она отвела меня в детский дом. Мне было лет десять. Она вышла замуж и не могла взять меня к себе, в Ван Нуйс. Грейс платила за мой пансион и по субботам водила меня обедать и в кино. Иногда она играла со мной в куклы и водила меня в салон красоты на Одесса-авеню. Я очень много знаю о косметике. Для Грейс образцом звезды была Джин Харлоу. Она хотела меня убедить, что дала мне второе имя из восхищения этой актрисой. Я-то знала, что мое имя пишется «Jeane», а не «Jean». Но все же Харлоу стала и моим кумиром. Грейс одевала меня, как одевалась Джин, — в белое, накладывала мне макияж, припудривала белой пудрой, красила губы помадой. Что до волос, то она едва не покрасила меня в платиновую блондинку перекисью водорода. Мне было всего десять лет, это выглядело бы странно — ребенок, как роковая женщина. Я дождалась своего двадцатилетия, чтобы сменить цвет волос и фамилию. Через неделю после того, как мне исполнилось одиннадцать лет, Грейс взяла меня из детского дома. Но через несколько месяцев, когда она поняла, что ее муж — извините, но у него было прозвище Док — злоупотреблял мной сексуально, она отдала меня другой «матери», Ане Лоуэр. У нее было больное сердце, и она обращала на меня не слишком много внимания, но она мне нравилась. В течение пяти лет я переходила от одной «мамы» к другой, все было запутано, в школе я не могла ответить без запинки, когда меня спрашивали, кто моя мать и где я живу. На Рождество — мне было тогда лет тринадцать — Грейс подарила мне мой первый портативный граммофон «Виктрола». Пружина ручного завода была такой тугой, что в конце пластинки на 78 оборотов в минуту начинали жалобно хныкать, но мне нравилось слушать в темноте мои любимые голоса.
Настал день, когда Грейс с мужем уехали из Калифорнии, и она выдала меня замуж на сына соседей, Джеймса Догерти. Мне было шестнадцать лет, и я не хотела возвращаться в сиротский приют. Когда-то давно вы спросили меня, чем был для меня этот брак. Вот что я могу вам ответить: «Какая-то болезненная и безумная дружба, в которой были и сексуальные отношения».
Ну вот, я и рассказала вам свою жизнь. Ну, если это можно так называть. На сегодня все, как говорил когда-то доктор Гринсон. Доброй ночи. Док!»
Гринсон нажал на клавишу «пауза». Он никогда не узнает, как закончилась ее история с Грейс. Когда он, поплавав в бассейне, вернулся прослушать конец записи, Мэрилин уже перешла к другой теме:
«я говорила вам о моем кризисе десять лет назад, когда я снималась в «Можно входить без стука». В сценарии было что-то, что я никак не могла сыграть. Только с вами я поняла, что происходило тогда. Не знаю, нарочно ли Бейкер и его сценарист это подстроили, но когда Нелл говорила: «В лицее у меня никогда не было красивых платьев», когда говорила, что жила в приюте в Орегоне, это заставляло меня вновь погружаться в события, происходившие, когда я в последний раз посетила свою мать. Надо рассказать вам, хоть это и больно. Если бы вы были рядом, вы бы сказали, как обычно: «Особенно если это больно. То, о чем говорить не тяжело, и рассказывать не стоит».
