Санта-Моника, Франклин-стрит
первые дни августа 1962 года
Однажды вечером, часов в восемь, когда Гринсон готовился после ежедневного сеанса попрощаться со своей блондинкой, страдающей нарушением идентичности, она протянула ему большой конверт со словами: «Это для вас. Скажите: что вы об этом думаете?» Она положила конверт на стол рядом с диваном легким и грациозным движением, словно сбрасывая одежду перед тем, как доверить свое обнаженное тело постели. В конверте были две магнитофонные ленты, записанные ей у себя дома. Давая их ему, она уточнила: «В вашем присутствии, дорогой доктор, я не могу полностью расслабиться. Мне нужно другое, более скрытое пространство, чтобы с вами говорить. Между мной и мной. Но обращаюсь я к вам, хоть вас и нет рядом. Тем более что вас нет рядом. Это самые частные, самые тайные мысли Мэрилин Монро».
Нам известна лишь расшифровка, сделанная Джоном Майнером, по его словам, неделю спустя. Ее он опубликует в «Лос-Анджелес Таймс» в августе 2005 года.
REWIND. Ральф Гринсон вновь ставит запись, оставленную ему Мэрилин на ее последнем сеансе. «Я вложила в вас свою душу. Вас это пугает? — говорит сладкий голосок. — Что я могу вам дать? Не деньги, я знаю, что для вас они значат мало. Не мое тело — ваша профессиональная этика и верность вашей чудесной жене делает это невозможным. Знаете, что сказал Наннелли Джонсон? Он сказал: «Для Мэрилин коитус — самый простой способ сказать «спасибо»». Как я могу отблагодарить вас, раз моя валюта не имеет у вас хождения? Вы дали мне все. Благодаря вам, я стала другой с самой собой и с окружающими. Я чувствую то, чего никогда не знала, — женщина, и настоящая (даже в шутку, как у Шекспира). Теперь у меня есть власть над собой, я могу управлять моей жизнью. Что я могу вам дать? Свою идею, которая произведет революцию в психоанализе. Послушайте! Мэрилин Монро рассказывает свободные ассоциации. Я? В полном распаде… Вы, мой доктор, своим пониманием и истолкованием того, что происходит в моей голове, получаете доступ в мое подсознание и можете лечить мои неврозы. А я, возможно, смогу их перерасти. Но когда вы мне говорите, чтобы я расслабилась и сказала вам, о чем сейчас думаю, в голове у меня становится пусто. Мне нечего сказать. Это то, что вы и доктор Фрейд называете сопротивлением. Тогда мы заговариваем о другом, и я отвечаю на ваши вопросы, стараясь, как только могу. Вы — единственный в мире, кому я никогда не лгала и никогда не солгу. Ах да, сны. Я знаю, что они важны. Но когда вы велите мне рассказывать свободные ассоциации на тему моих снов, у меня все та же пустота. Еще больше сопротивления, чем можете надеяться вы и доктор Фрейд.
