— Нате по конфетке. Поддуло вам нынче у меня. Бегите, бегите теперь…
Ватага с шумом высыпала на улицу, загомонила:
— Это у них гости, дак тетка Устинья раздобрилась. А то бы угостила она нас, как же! Ухватом!
— Теперь куда?
— К Молоховым. У них поминки по бабушке Ивановне.
— Айдате лучше к Крутогоровым! У этих опять сваты приезжают. Младшую, Танюху, сватают за Борьку-хорька из Межборки.
Митя заволновался:
— Пошли и мы! Бабушка Пантелеевна, дайте нам ту красивенькую вышитую торбочку, с которой мы вчера в магазин с вами ходили.
— Нам нельзя, Митя, — смеясь, остановила его Наташа. — Мы же пионерки с Таей.
— Тогда я один пойду, — не отступил Митя. — Научите меня колядовать.
— Вы, молодой человек, садитеся поскорее за стол, — вышел из горницы уже одетый по-дорожному дедушка Филипп, — да путь-дорожка нас ждет.
Митя засопел, надулся, стараясь не зареветь, слез с полатей. Зимка потянулась к нему оранжевыми теплыми губами. Мальчишка сунул ей один палец, та радостно ухватилась за него и аппетитно, со свистом зачмокала, блаженно закатив лиловые, в белых игольчатых ресницах глаза.
Едва не плача, Митя пошел умываться.
— Таиска, подлей-ко в рукомойник воды, — велела бабушка, — а то мужики неумытыми останутся. Сраму-то!
— Да с ледком, с ледком, хозяйка, — требовал дед Филипп у Таиски.
Последним поднялся отец. Позавчера они почти весь день — и ночи прихватили — возили на тракторах сено, вчера была карусель с этой каруселью, и он так упластался за всеми этими делами, что и сейчас чувствовал себя разбитым. Но жаловаться не любил. Черти на душе скребут, руки-ноги подламываются, а он все с усмешкой, с шуткой. Таискина мать так прямо из себя выходила от этой его привычки.
— Ну-ка беги сюда, Дмитрий! Я тебя бородой поколю. Как ты думаешь: бриться мне или бороду подрастить?
Митя дул губы.
— Ну, мужик, ты это зря. На сердитых воду возят. Вот мы с дедом Филиппом договоримся, он тебя на подледный лов возьмет. Знаешь, как волк в проруби рыбу ловил? Вот и мы с тобой так же.
Митя оттаял, ухмыльнулся:
— Да, а где же у нас хвосты?
— А мы бабушку Пантелеевну попросим к нашим шубам по коровьему хвосту присобачить.
— По коровьему — и присобачить? Тогда уж прикоровить?
— Да, ты в карман за словом не лазаешь, — рассмеялся дядя Николай.
Провожать гостей сбежались все Тайкины и Наташины приятели. Митяйка давно успокоился. В руках он держал плетенную из стружек пестерюшку, доверху наполненную самоделками Пети Сорокина. Наташа тихо плакала у бабушки на груди. Тайка хмурилась и досадливо морщила нос. А бабушка Пантелеевна все наговаривала:
