— А мне что, нельзя с ней разговаривать?
— Что она тебе рассказала?
На вопрос он не ответил и вместо этого спросил:
— А почему вы с ней вообще не разговариваете?
Теперь не ответила мать.
— Вы забрали у нее цветную одежду, убрали рыбу и мясо из ее рациона.
— Таковы наши обычаи, — ответила мать.
— Это для нее унизительно. Удаян не пожелал бы ей такой жизни.
Он вообще никогда не ссорился с матерью, но сейчас в нем всколыхнулась какая-то новая энергия, и он не мог удержать себя:
— Она скоро подарит вам внука — разве для вас это ничего не значит?
— Это очень многое для нас значит. Только внука он нам и оставил, — сказала мать.
— А как же Гори?
— Она может жить здесь, если захочет.
— Что значит «если захочет»?
— Она могла бы поехать куда-нибудь еще учиться дальше. В ее силах предпочесть такое.
— А что заставляет тебя так думать?
— Она слишком уж отчужденная и равнодушная, чтобы быть матерью.
У Субхаша к вискам прилила кровь.
— А вы уже обсуждали с ней подобные варианты?
— Нет. Какой смысл сейчас беспокоить ее этим?
Субхаш понял: так вот хладнокровно, безвылазно сидя на своей террасе, мать давным-давно все решила. Но не меньше его поразил и отец, который молча с этим согласился.
— Но вы же не можете их разлучить! Вы должны принять ее, хотя бы ради памяти Удаяна!
Мать потеряла терпение и вышла из себя. Теперь она злилась и на него тоже.
— Закрой рот! — приказала она. — Твой тон оскорбителен! Не надо говорить мне, как я должна чтить память своего сына!
* * *
В ту ночь Субхаш совсем не мог уснуть. Ему мешали разные мысли.
Возможно, он не все знает о происшедшем с Удаяном. Ведь он знает все только со слов Гори, а родители отказываются что-либо обсуждать.
Скорее всего, они были, как всегда, слишком мягки к Удаяну. Интуитивно чувствовали, что он зашел слишком далеко, но, по своему обыкновению, ему не перечили.
Удаян посвятил свою жизнь движению, действовавшему в неверном направлении, то движение приносило только вред. Власти его уже разоружили и подавили. Единственное, что Удаян сумел изменить, — это жизнь собственной семьи.
Он умышленно держал Субхаша, а возможно, до известной степени и родителей в неведении. Чем дальше он втягивался в свою борьбу, тем скрытнее становился. В письмах не упоминал больше о революционном движении — словно того уже больше и не было. Надеялся усыпить бдительность Субхаша, а сам тем временем мастерил самодельные бомбы и рисовал схемы расположения объектов на территории «Толли-клаб». Скрыл от всех полученное от взрыва увечье.
