И все же он не ощутил какого-то совсем уж давящего одиночества, находясь сейчас с ней в этом, казалось бы, пустынном доме. Все-таки им составлял компанию Честер и здесь были вещи и игрушки Джошуа. И даже фотография мужчины, которого она когда-то любила.
— Ой, ну первый раз, наверное, за сто лет мне не надо мыть посуду после ужина! — сказала она по возвращении, когда увидела чистые тарелки и чашки и посудное полотенце, сохнущее на крючке.
— Да мне нетрудно было.
— Как же ты поедешь в такой ливень? Может, дать тебе дождевик?
— Да нет, и так нормально.
— Тогда давай я хоть доведу тебя до машины под зонтиком?
Он уже взялся за дверную ручку, но ему очень не хотелось уходить, не хотелось расставаться с ней. И он мялся в нерешительности на пороге, чувствуя, как ее щека слегка прижимается к его рубашке на спине. Потом ее рука легла ему на плечо, и Холли спросила, не хочет ли он остаться.
Ее спальня абсолютно походила на комнату Джошуа, но поскольку кровать здесь была больше, то свободного места почти не оставалось. В этой комнате Субхаш забыл обо всем: и о том, что, наверное, сказали бы родители, и о последствиях того, что должно было произойти. Он не думал ни о чем, кроме женщины рядом с ним, нежно водившей его пальцами по своей коже — от шеи к груди.
Ее кожа восхищала его — и эти неровности, и веснушки, и родинки, и оттенки, приданные не только загаром, но и природой, — оттенки, которые он смог разглядеть только сейчас, при свете лампы.
Она привела его пальцы к своему мягкому животу и к пушистому бугорку между ног. Она заметила его растерянность и, словно не веря своим глазам, спросила:
— Что, правда?..
Он смущенно отвернулся:
— Мне надо было сказать тебе.
— Ой, Субхаш, да это не имеет никакого значения!..
Ее пальцы довели его до эрекции и направили куда нужно. Он был и смущен, и возбужден — ведь он испытывал сейчас и делал то, что раньше могло существовать только в его воображении. Он вошел в нее, даже не отдав себе отчета, и в то же время каждой жилочкой, каждым нервом чувствовал, куда он вошел…
Дождь прекратился. Вода с листвы дерева над домом посыпалась на крышу, словно поздравительные рукоплескания. Он лежал рядом с Холли и думал: «Нужно поехать к себе домой», но через несколько минут обнаружил: Холли не просто притихла, она, оказывается, уснула.
Он не хотел будить ее или уходить не попрощавшись, поэтому остался. В постели, согретой жаром их тел, он поначалу не мог уснуть. Его отвлекало ее присутствие рядом, несмотря на только что произошедшую близость.
