— Дрейк, ты что меня разыгрываешь? — усмехается она.
— Может быть. Все зависит от того, что у тебя в том пакете.
Элли улыбается, и меня обволакивает теплом. Не тем жаром, что я чувствую, когда представляю ее упругое, небольшое тело подо мной. А реальным, ощутимым, уютным теплом. От ее улыбки — столь яркой и заразительной, как у солнца. Я бы предпочел ослепнуть, глядя на него, чем жить без него.
Она разворачивается назад и ставит пакет на столешницу.
— Ну, это твой счастливый день, потому что, честно говоря, здесь вкусняшка для меня, и она будет такой же аппетитной и для тебя, — она начинает распаковывать свой бумажный пакет, открывая его на мраморной столешнице. — Сначала — завтрак! Твой друг Рику, который является всеобщим чертовым любимчиком, подсадил меня на плотный второй завтрак, состоящий из жареной курицы и вафель! — она открывает большой пластиковый контейнер и аппетитный запах жареного масла, специй и сиропа заполняет комнату. Мой желудок урчит в качестве знака одобрения.
— Ты ешь цыпленка и вафли? — спрашиваю я, шагнув вперед, чтобы получше рассмотреть только что приготовленные блюда.
— Черт, да! — восклицает она с гордостью. — Я даже не могу сказать тебе, сколько раз я ездила в «Мелбу» в Гарлем. Ты когда-нибудь был там?
— Не доводилось.
Она слегка ударяет меня по голой груди, и, черт, чуть ли не визжит:
— Ты должен разрешить мне свозить тебя туда! Это самое лучшее место!
— И, по-видимому, тебе придется вернуться назад во времени к девяносто шестому году, чтобы поесть там, — насмехаюсь я, в результате чего получаю от нее еще один игривый шлепок.
Она смеется, и я рефлекторно, из чувства необходимости, присоединяюсь к ее смеху. У Элли добрые намерения, но она никогда не узнает, что делает со мной. Строить планы на будущее, словно для меня действительно есть место в ее жизни за пределами этих четырех стен? Как будто мы с ней могли бы продолжить эти... отношения?
Не уверен, стоит ли мне злиться на нее за то, что она дает мне ложную надежду, или оставаться довольным, что она хочет видеть меня в своей жизни. Но когда я смотрю на нее, такую счастливую — счастливую со мной — я не чувствую ничего помимо благодарности за спектакль, даже не смотря на то, что он станет моей погибелью, когда опустится занавес.
Элли поднимает блюдо до уровня моих глаз, дразня меня сладкими, пряными ароматами.
— Помолчи! Или ты не получишь ни кусочка.
— Это приготовил Рику?
— Ага. На самом деле он был очень удивлен моей просьбой. Думаю, другие дамы слишком озабочены набрать хотя бы унцию, поэтому не в состоянии насладиться настоящей едой, — она пожимает плечами. — Черт, я понимаю, почему ты держишь его взаперти на кухне. Он полностью растлил бы всех этих похотливых домохозяек!
