— Ну... кое в чем она права.
Опять она за свое. Тонко хвалит и заставляет меня краснеть, как фанатку подросткового возраста. Мне это ненавистно. Мне это нравится. Я не знаю, что с этим делать. Я смущен собственной реакцией на нее. Черт, я смущен своим мысленным бредом.
Я отвожу взгляд на край бассейна, просто чтобы дать мозгу сфокусироваться на чем-нибудь другом.
— Ну, наверное, нам стоит выйти и обсохнуть. До этого я говорил серьезно. Я не хочу, чтобы ты простудилась.
— Ладно, — вздыхает она. — Тебе повезло, что я замерзла так, что не чувствую пальцы ног, а то я бы надрала тебе задницу.
Мы выбираемся из бассейна, и нас мгновенно накрывает холодный ночной воздух, как обмерзший плед ‘Snuggi’. Элли дрожит, а ее зубы яростно стучат. Я бегу к шезлонгам, где оставил ее свитер, и накидываю его ей на плечи. Но почему-то, когда я разглаживаю ткань на ее замерзшей, влажной коже, она проскальзывает под моей рукой, прижимается к груди и утыкается в нее лицом в одном вдохе от соска. Я неловко замираю на своем месте, руки все еще прижаты к бокам, дабы избежать того, чтобы прижать ее ближе. Чтобы избежать того, что инстинкты и эмоции просят меня сделать. Черт.
— О... боже... так... холодно.
Дрожь сотрясает ее небольшое тело, и я неохотно позволяю своим рукам окружить ее, чтобы удерживать ее прямо. Она холодная, и все же что-то в ней необъяснимо теплое.
— Пошли в дом.
Сейчас рациональный, думающий мужчина должен был бы проводить ее в главный дом. Он ближе, и там находится вся ее сухая одежда. Она холодная, а тепло и уют всего в нескольких метрах. Но рациональная, думающая часть меня лишена драгоценного кислорода и кровотока, когда я чувствую ее мягкую, изящную кожу возле своей и ее теплое дыхание, щекочущее мою грудь.
Вот, почему я делаю дополнительные шаги к своему дому, прочь от посторонних глаз и перспективы пожелать доброй ночи. С ней я еще не закончил. Я не могу быть с ней, но, тем не менее, я еще не закончил.
— Вот, давай, я раздобуду тебе несколько полотенец.
Я высвобождаю ее из своих объятий и быстро шагаю к бельевому шкафу, чтобы достать чистые полотенца. Я даже захватываю мягкий, фланелевый шарф. Когда я возвращаюсь, Элли стоит на кухне, все еще дрожа. Я обматываю ее двумя гигантскими, огромными полотенцами и завязываю шарф вокруг нее, наматывая его вокруг ее тела и создавая симпатичный, сексуальный буррито.
Вот же ущербный.
Я вытираю воду со своего тела полотенцем, затем ставлю чайник. Потом я извиняюсь и ухожу переодеться. Проскальзывая в свои спортивные штаны, я замечаю несколько старых футболок, которые стали мне слишком малы и заполнили заднюю часть моего шкафа. Какого черта... что еще я должен потерять?
