«Научная работа — это, пожалуй, не так уж и плохо», — подумала девушка, переложив карту из одной стопки в другую. — «Новые возможности, новый круг общения».
Впрочем, в данный момент Веру интересовала только одна вполне конкретная возможность и соответственно один вполне конкретный человек из круга общения. Жгучие черные глаза, выразительные черты лица… Вера в тысячный раз украдкой взглянула на свой объект вожделения. И впрямь очень красив. Но самым странным в этой ситуации было то, что ее привлекла отнюдь не внешность. Что же тогда? Ум. Кто бы мог подумать?
Если уж смотреть правде в глаза, то каждый новый молодой человек, с которым Вера встречалась, дружила или хотя бы просто общалась, был вызовом предыдущему. Ее первой любовью стал гитарист — хиппи из соседнего класса. Потом Вера разбила сердце первому отличнику школы. После почетное право водить ее на дискотеки (однако ненадолго) заслужил вратарь местной сборной по футболу. Затем серенады под ее окнами пел талантливый выпускник консерватории, но, как видно, остался не услышанным. На смену ему‑то и пришел Миша — парень, по мнению многих знакомых Веры, ничем не примечательный, кроме как собачьей преданностью своей подруге. Он, тем не менее, продержался дольше других, более того: едва ли не столько же, сколько все остальные вместе взятые. Впрочем, увидь Михаил, какие хищные взгляды его милая бросает на приятного молодого человека напротив, он бы понял значение поговорки: «Ничто не вечно».
Поначалу Антон не привлек внимания Веры. Более того, она даже чувствовала к нему жалость, что, по мнению девушки, однозначно исключало романтические отношения. В недавнем прошлом такой же, как она сама студент медицинской академии, Антон Вернадский, оправдывая редкую фамилию, решил связать свое будущее с научной деятельностью, поступив в аспирантуру. Судьба, однако, была к нему неблагосклонна, дав в научные руководители не кого иного, как профессора Сукровцева. Пару десятилетий назад Игорь Николаевич мог бы преподать ценные уроки своему младшему коллеге, но теперь он был слишком поглощен изобретением панацеи, чтобы уделять внимание исследованиям своего подопечного. Когда Антон задавал вопросы, Сукровцев отвечал, хотя и без особого энтузиазма (во всяком случае, делал это тогда, когда был не особенно занят своими изысканиями), но, как правило, не делал ничего больше: не ставил перед аспирантом новые цели, не помогал ему находить альтернативные пути решения проблем. Антон никогда не жаловался, хотя, конечно, был достаточно умен, чтобы понимать, что подобное отношение профессора не может не сказаться самым пагубным образом на его собственной диссертации, вероятно, даже не даст возможности защитить ее в срок.
