Меж колосьев и трав | страница 26
Подальше стоял Свириденко Никанор, отец самой большой в колхозе семьи; когда пришла пора Ване Подоляке ехать в город на учебу, Никанор отдал ему свои единственные сапоги, справедливо полагая, что, когда придет пора ехать в город его сыновьям, найдется кто-нибудь, кто позаботится и о них.
И много всякого народа собралось в тот день на Аверкиевом дворе.
Ветер трепал прибитые к трибуне флаги. Аверкий шел к машине, держа в одной руке узелок, а другой полуобняв Александру. Он бросил узелок в кузов, повернулся к ней — она закричала…
Ее уводили в дом, а она кричала, вырываясь из рук, поворачиваясь туда, где, косо срезая досками ветки деревьев, трогалась машина, в которую последним, перенося ногу через задний борт, впрыгивал Аверкий…
Поздним вечером Александра вошла в дом. В комнате слышалось ровное дыхание Дмитрия, набегавшегося за день по полям. Александра постояла над сыном: спать тому оставалось недолго: летом рано загорается утренняя заря…
ЗАЗИМОК
Утром Гажулла ходил проверить, можно ли пахать: весь сентябрь лило, как из ведра, и хотя с уборкой управились рано, с зябью дело подвигалось туго. Когда зарядили дожди, все соседние бригады одна за другой перебрались поближе к жилью, и только Гажулла, в тайной надежде на то, что ему все-таки удастся вспахать положенное, все тянул да тянул с переездом и дождался-таки своего. В октябре наступила хорошая погода: ночью вызвездило небо, и скошенные поля под прозрачным воздухом легли просторно золотисто-грустными полосами. Начались светлые, спокойно-ясные дни. В такие дни хорошо возить нарубленную для хозяйственных нужд талу, чувствуя при этом едва ощутимое тепло все более холодающей погоды и упругую гибкость тоже нахолодавшей лозы. В деревне теперь затишье, и, пользуясь этим, учатся летать гуси.
Мужчины постарше, праздные от схлынувшей работы, сходятся к кузнице и сидят там, вдыхая запах горящего угля, смоченного водой. На реке настывает лед, и кто-то одиноко в середине разогретого слабым солнышком дня все тюкает и тюкает топором, починяя забор или выполняя еще какую-нибудь неспешную работу, все лето откладываемую на потом.
Эх, хорошо теперь в деревне. И если бы не зябь…
Вид поля показался Гажулле сносным для пахоты, и, идя назад, он залюбовался перелесками, из которых уже ушло лето: деревья пышно — фейерверком багряных и желтых листьев — прощались с теплом.
— Ну, как? — спросил Гажулла, проходя мимо трактора Вальки. Она, ладная, щегольски одетая в капроновую куртку, делавшую ее широкой в плечах, что-то крикнула непонятное в ответ. Нравилась Гажулле эта девчонка, присланная из техникума на практику, за ее ровный и покладистый характер, серьезное отношение к делу, Гажулла как-то починил ей разносившиеся сапоги, вставил в тракторе вместо разбитого стекла фанерку — при его характере большего прилюдно он не сделал бы и для родной дочери.
