Звали юношу Фёдором. Хоть одет он был и небогато — в чистые, изрядно поношенные рабочие штаны с самодельными заплатками на коленях да в видавшую виды кофту с разными пуговицами у разреза ворота, — эти его карие глаза, в которых светился весёлый любопытствующий огонёк, не остались без внимания сверстниц. Тем более что веснушки, крайне редкие для кареглазых, появлялись у Фёдора лишь в мае, а потом проходили, отлетали, куда-то девались, отмечая ещё один год его жизни, которых набралось уже девятнадцать. Простой наряд весьма шёл ему; худощавость при желании вполне можно было принять за ладно скроенную поджарую фигуру, а разные пуговицы — за проявление оригинальности и собственного стиля. Некоторые девушки Дубны сполна обладали подобными желаниями, только Фёдор ничего об этом не знал. Его сердце давно уже принадлежало лишь одной из них.
Сегодня на рассвете Фёдор проснулся со странной фразой, которую тут же забыл. Произнёс он её сам или кто-то во сне сказал это его голосом, он не знал.
И вроде бы слова были пустяковыми и даже, скорее, сулили что-то интересное, новое, необычное, то ли приключение, то ли что-то… Предостережение? Это странное туманное, неуловимое ощущение, как будто между «да» и «нет» — могло ли такое быть? Присутствовал ли какой-то неприятный холодок во всём этом или померещилось со сна? Всё утро Фёдор пытался вспомнить странную фразу. И даже когда шёл на занятия с отцом, ненавистные унылые занятия по бухгалтерии, хитрая фраза не давала ему покоя. Словно ему сказали (или он сказал!) что-то крайне важное, что он может пропустить, не понять, не вспомнить, а потом, наверное, станет очень сожалеть. Потому что… Собственно говоря, ненавистный бухучёт, а точнее, выхлопотанное батей местечко в налоговом отделе Дмитровской водной полиции (место хлебное, конечно) и было тем серьёзным будущим, с которым Фёдор, как покорный сын, вынужден был согласиться. Хотя грезил совсем о другом. Манили его тайны канала. Другая жизнь, полная скитаний и чудес. Так или иначе, всё утро Фёдор старался вспомнить сон, не отпускали его странные слова, словно они и были потаённым ключиком к этой другой жизни. Он пытался, но ничего не прояснялось. Лишь от старика своего, бати, получил на занятиях выволочку за рассеянность и отсутствующий вид. А потом батя, к счастью, обнаружив, что в доме кончился сидр, вручил Фёдору две пустые фляги и отослал сына в «Белый кролик», безусловно, лучший трактир в городе.
