Мы плотно спустили сторы въ эту первую ночь въ странѣ враговъ и легли на наше оружіе. Мы спали мало, а больше лежали смирно, прислушиваясь и не разговаривая. Ночь была темная и дождливая. Мы ѣхали лѣсомъ, между скалами, горами, ущельями и такъ были сдавлены всѣмъ этимъ, что, когда мы старались заглянуть въ щель сторы, мы ничего не могли разсмотрѣть. Наверху кучеръ и кондукторъ сидѣли смирно, изрѣдка переговариваясь почти шепотомъ, какъ это дѣлается въ ожиданіи какой-нибудь опасности. Мы прислушивались, какъ падалъ дождь на крышу, какъ колеса шумѣли по мокрому песку, какъ завывалъ заунывно вѣтеръ и все время находились подъ вліяніемъ страннаго чувства, которое ощущается невольно яри ночномъ путешествіи въ закрытомъ экипажѣ, а именно — потребности сидѣть смирно, не шевелясь, несмотря на толчки и на покачиваніе кареты, на топотъ лошадей и на шумъ колесъ. Мы долго прислушивались съ напряженнымъ вниманіемъ и затаивъ дыханіе, часто кто-нибудь изъ насъ забывшись, или глубоко вздыхалъ, или начиналъ говорить; но тотчасъ же товарищъ останавливалъ его, говоря: «Тише, слушайте», и тотчасъ же смѣльчакъ дѣлался задумчивымъ и обращался весь въ слухъ. Такъ тянулось скучно время, минута за минутой, дока наконецъ усталость не взяла верхъ и мы незамѣтно забылись и заснули, если только можно называть такое состояніе сномъ, такъ какъ это былъ сонъ съ перерывами, съ мимолетными, безсвязными видѣніями, изобилующими непослѣдовательностью и фантазіями, настоящій хаосъ. Вдругъ сонъ и ночная тишина были прерваны поднятой тревогой и воздухъ огласился страшнымъ дикимъ и раздирающимъ крикомъ! Тогда въ десяти шагахъ отъ кареты мы слышимъ:
— Помогите, помогите! (Это былъ голосъ нашего кучера).
— Бей его, убей его, какъ собаку!
— Меня рѣжутъ! Дайте мнѣ пистолетъ!
— Смотри за нимъ, держи его, держи его!
Два пистолета выстрѣлили; слышно смѣшеніе голосовъ и топотъ множества ногъ, какъ будто толпа, волнуясь, окружаетъ какой-то предметъ; раздаются нѣсколько глухихъ тяжелыхъ ударовъ какъ бы палкою, и жалобный голосъ говоритъ: «Оставьте, джентльмены, пожалуйста оставьте — я умираю!» Потомъ слышится слабый стонъ и еще ударъ и наша карета полетѣла далѣе въ темноту, а тайна этой суматохи осталась для насъ тайной.
Какъ жутко было! Все это длилось не болѣе восьми или даже пяти секундъ. Мы только успѣли броситься къ сторамъ и неловко и спѣша развязать и отстегнуть ихъ, какъ кнутъ рѣзко свистнулъ надъ каретой и съ грохотомъ, и шумомъ помчались мы внизъ по откосу горы.
