Что вились-то мои русы кудри, вились завивались,
Какъ заслышали мои кудерушки на себя невзгодье,
Что большое ли невзгодье, великое безвременье:
Что ужь быть-то мнѣ, доброму молодцу, во солдатахъ,
Что служить-то мнѣ, доброму молодцу, государю.
Что стоятъ-то мнѣ, доброму молодцу, въ караулѣ.
Вотъ стоялъ я, доброй молодецъ, въ караулѣ,
Пристоялись мои, (мои) скоры ноги,
Какъ задумалъ я, добрый молодецъ, задумалъ бѣжати.
Что бѣжалъ я, добрый молодецъ, не путемъ дорогой,
А бѣжалъ я, добрый молодецъ, темными лѣсами;
Во темныхъ лѣсахъ, добрый молодецъ, весь я ободрался,
Подъ дождемъ я, добрый молодецъ, весь я измочился.
Прибѣжалъ я, добрый молодецъ, ко своему подворью,
Прибѣжавши я, добрый молодецъ, подъ окномъ я постучался:
«Ты пусти, пусти, сударь батюшка, обсушиться,
Ты пусти ль, пусти, моя матушка обогрѣться».
«Я бъ пустила тебя, мое дитятко, боюсь государя;
Ты поди ль, поди, мое дитятко, во чистое поле:
Что буйнымъ вѣтромъ, мое дитятко, тебя тамъ обсушитъ,
Краснымъ солнышкомъ, мое дитятко, обогрѣетъ».
Какъ пошелъ-то я, добрый молодецъ, самъ заплакалъ.
«Ужь возмись загоритесь вы, батюшкины хоромы;
Ужь ты сгинь, пропади, матушкино подворье».
