Когда я стану кошкой. Ева вне рая и ада | страница 44




10 АВГУСТА, ЧЕТВЕРГ

Селеста, по моим предположениям, рекомендовала своему свояку вести себя со мной чуть-чуть любезнее. Сегодня вечером он сделал над собой похвальное усилие: спросил, чем я занимаюсь. Однако выслушать ответ до конца оказалось ему не по силам. Как только я начала рассказывать о своем существовании в МАЖИ, он незаметно переключился на чтение какого-то журнала. Кстати, я его понимаю. Мне самой моя работа не интересна, что уж говорить об остальных… Я остановила пытку, в свою очередь задав ему вопрос (мама научила меня, как вести себя в обществе):

— А у вас, Жан-Ги, как идут финансовые дела?

После этого вопроса мои шансы раскрыть рот были сведены к нулю. Он ринулся вперед, словно покупатель пакета рискованных акций в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Страсти обуяли его еще сильнее, чем при отчете об игре в гольф. Я только повторяла каждые две-три минуты свои «да» и «ну надо же», откинувшись на спинку кресла, чтобы не клевать носом. Он был фантастически доволен собой. И вдруг спросил:

— Вы любите танцевать?

Я была к этому не готова и промычала:

— М-э-э… Да…

— Может, махнем в клуб сегодня вечером?

В этот ответственный момент мимо нас проходила Селеста. Такое впечатление, будто кто-то управляет ею с помощью пульта дистанционного управления.

— Великолепная мысль! — воскликнула она. — Мы идем с вами!

Отступать было некуда.


11 АВГУСТА, ПЯТНИЦА

Ж-Г в своих белых брюках и узкой, розового цвета рубашке, отнюдь не скрывавшей его полноты, степень которой я не смогла перед этим оценить по достоинству, танцевал в точности как лама. Он держался прямо, выглядел одиноко и смотрел себе под ноги. А мне следовало бы соблюдать осторожность с сангрией. Это очень коварная вещь. Результат дал себя знать еще до третьего бокала. Я смутно помню, что спросила Жан-Ги, боялся ли он во время нашего броска Париж — Туке, что меня вытошнит на его сиденья из кожи высшего качества. Я помню, как он отшатнулся, поджав обвислые губы. Потом все смешалось. Селеста и Дуду в обнимку. Мой смех при виде какого-то усатого господина. Как я вернулась на виллу — вспомнить не могу.


12 АВГУСТА, СУББОТА

Мне плохо. Прищепки для белья опять засели у меня внутри черепа. Когда я встала (в полдень), Селеста гладила белье. Куча была большая, словно копна сена. Мисс Катастрофа и Мамаша Кураж.

— Э-э-э, надеюсь, все в порядке? — робко спросила я

Имелось в виду следующее: «Я даже не помню, что я такого натворила! Может, сама расскажешь? Ой, нет, лучше не рассказывай…»