— Кто там?
Ку хотела ответить просто: «Это я». Но слова застряли у нее в горле. Ее подмывало броситься наутек, словно она что-то украла, так стыдно ей стало своего жалкого, поношенного платья.
Аази отворила дверь.
— Это ты, Ку?
Ку! Ее девичье имя! Значит, Аази не забыла ее! Это ободрило Секуру. Она попробовала улыбнуться.
— Добрый вечер!
Они несколько раз поцеловали друг другу руки. Ощутив губами, какие гладкие руки у Аази, Секура взглянула на свои, огрубелые и потрескавшиеся от работы, и опять застыдилась.
Зато Аази, обрадованная встречей, засыпала ее вопросами и, не дожидаясь ответа, стала целовать Мезьяна, потом повела Секуру и ее сынишку в комнаты.
— Какая ты красавица, Ку; но до чего же ты худая, бедняжка! — взглянув на Секуру, воскликнула она.
Она всматривалась в усталые глаза Ку, в ее болезненное лицо, смотрела на ее фигуру, обезображенную несколькими родами, на голые, исцарапанные камнями ноги, на большие, тяжелые, как у кормилицы, груди, на ветхое, хотя и еще приличное, платьице. Она обратила внимание на глаза Идира, они выглядели большими на его желтом личике, которое говорило о том, что ребенок часто недоедает. Идир старался смеяться, но это был смех робкий и тихий; мальчик вдруг умолкал, словно боялся расплакаться.
При виде этой исхудавшей женщины, бывшей ее подруги по играм, добрую Аази охватила безмерная жалость. Ку, несомненно, еще боролась, об этом свидетельствовало ее чистенькое платье и белый бурнус Идира. Но Ку не сможет бороться долго, ибо обстоятельства сильнее ее. Скоро и она прекратит сопротивление, течение собьет с ног, понесет и выбросит где-нибудь, как ненужный обломок… который будет валяться до того дня, пока… Но пока что Ку здесь, красавица Ку из Таазаста. Ку, у которой теперь трое детей, в то время как у нее, Аази, ни одного.
— Ку, вот шкафчик, из которого ты таскала варенье, припасенное моей свекровью. Помнишь? Скажи Идиру, пусть посмотрит, не осталось ли там еще чего-нибудь.
А Ку, наоборот, прижала Идира к себе и не позволяла ему отходить, боясь, как бы он чего-нибудь не разбил. Ей было неловко, она вела себя как нищенка в доме богатой женщины; едва решалась окинуть взором эту опрятную, красиво обставленную комнату, где должна была бы чувствовать себя как дома.
— Я как раз собиралась завтракать. Закусим вместе.
С великим трудом удалось уговорить Секуру сесть за стол. Она ела робко, неуклюже, словно страшась прикоснуться к пище. Зато Идир, вопреки наставлению матери, старательно размазывал по лепешке толстый кусок масла, который он уже успел уронить на пол.
