— Ребенок? — спрашивает Сандрин.
— Да.
— Он уже родился! О, ваше маленькое сокровище!
Я знаю ее уже шесть месяцев, но до сих пор видела исключительно в строгом деловом костюме с планшетом для бумаг наперевес. Я не узна´ю этот мягкий воркующий голосок. Дети являются пропуском в тайный клуб. Они раскрывают в людях такие аспекты, которые в обычной жизни спрятаны.
— Мы все еще находимся в больнице, — говорю я.
— Какие-то сложности?
— Сандрин, она… не совсем в порядке. По правде говоря, она будет инвалидом.
На том конце линии повисает долгая, очень долгая пауза. Когда она говорит снова, воркующие нотки уже исчезли, и это опять все та же деловая Сандрин:
— Разумеется, вы не сможете поехать во Францию прямо сейчас. И эта недвижимость вам не подойдет.
Я уже не слушаю ее, а думаю о том, как мне подобрать правильные слова, чтобы все объяснить о Фрейе, потому что от этого разговора очень многое зависит. Я отключаю телефон.
— Не расстраивайся, — говорит Марта.
Она всегда решительно выступала против моих планов переезда во Францию. Она ведет меня в столовую внизу и настаивает, чтобы самой заплатить за бутерброды и кофе. Я вижу, что она чувствует свою беспомощность и неспособность сделать жест, соответствующий драматизму ситуации, несмотря на нашу многолетнюю дружбу: ничего подобного раньше не было, и каких-то накатанных шаблонов поведения тут нет. Это раскрывает нас с другой стороны, и мы должны заново пересмотреть правила взаимных обязательств.
— Что ты собираешься делать? — спрашивает она.
— Ох, Марта, ну что я могу делать? Материнская любовь, по идее, должна быть безусловной, но сколько родителей проверили это на себе? Три недели назад в моей жизни было все. А теперь… теперь я могу потерять все ради нее. Я могу потерять Тобиаса. А что, если я откажусь ради нее от всего, а она потом возьмет и умрет у меня… С чем я тогда останусь? Послушай, я понимаю, что звучит это жутко эгоистично…
— Вовсе нет, — перебивает меня Марта.
Но по ее тону я понимаю, что зашла слишком далеко. Я переступила какую-то запретную черту. Внезапно между нами возникает необъявленное противостояние или даже столкновение, как будто я ее каким-то неопределенным образом предаю.
— Марта, я даже сама еще не знаю, смогу ли полюбить этого ребенка. В данный момент мне кажется, что я чувствую себя связанной с ней физически, но буду ли я в состоянии полюбить ее? И смогу ли я позволить себе любить ее, если могла от нее отказаться?
