— Федор Адамович, да как же? Вы обещали, что на выхода, и вдруг…
Скалит белые зубы (он так улыбался: глаза не смеялись, смеялись одни зубы):
— Нечего, нечего — взявшись за гуж, не говори, что не дюж! Завтра на репетицию, и чтобы роль знать назубок. (Тон решительный.) Отказываться от ролей у нас не полагается, голуба! Дисциплина! Ничего не поделаешь.
Кидаюсь к тете! «Тетичка, помоги — так и так…» Тетя еще хуже: «Пожалуйста! Ты никого не спросилась, поступила в театр — выпутывайся, как знаешь!»
Пошла домой… по дороге рассуждаю: «Не убьют же меня! Попробую! Постараюсь играть так, как тетя… Говорить «по-настоящему»! Выучила роль назубок, потом сбегала к Надежде Михайловне Медведевой, которая оказалась милостивее тети и кое-что объяснила мне, затем посоветовалась с Наташей, а главное — постаралась представить себе, «как это было». Оказалось нетрудно. Героине водевиля было тоже восемнадцать лет…
На репетиции похвалили. Пришел вечер первого спектакля. Конечно, пришел в театр, в уборную, мой дорогой К.С., сам помог мне нагримироваться, посмотрел, как я оделась — в свое же платье, белое с голубым кушаком, — и остался смотреть.
К собственному своему изумлению, я имела успех, верно, очень уж казалась юна и мала. К.С. поздравил меня, Корш похвалил, меня много вызывали, а газеты отметили появление «новой, подающей надежды артистки» — это я-то! Но дальше никто из моих родных, ни я сама никакого значения этому не придали. Я получала роли, как это тогда называлось у Корша, «фисташек», то есть мальчиков и девочек, играла каких-то неаполитанских рыбачков, девочек с ягодами и пр. Газеты отмечали эти эпизодические рольки. Помню ясно забавный эпизод, как мне пришлось играть в какой-то мелодраме внучку И. П. Киселевского. Он всегда страшно путал и забывал роли, а особенно к старости. И вот я начинаю с ним нашу сцену и чувствую, что он все забыл, — реплики мне не подает, а только что-то мямлит «э… м-да…» Тогда я с энергией отчаяния кинулась ему на выручку (пьесы я всегда прочитывала и знала не только свою роль, а и содержание — что не у всех тогда было в обычае, как не в обычае были и считки). «Ты, дедушка, хочешь сказать, что…» (тут следовало содержание его реплики). Киселевский просиял и отвечал: «Вот, вот, моя умница!» На это я продолжала: «Конечно, это так, но если ты думаешь, что…» и т. д. Так мы доиграли сцену, он все хвалил меня, а за кулисами сказал: «Что за молодец у меня внучка — сейчас видно, что папаша Лев Абрамович!»
