— Немного, — тоже усмехнулся, но несколько принужденно, Кленский.
Вечером, в сумерках, отправляясь на речку купаться, Кленский видел, как Арсений Павлович бродит по раскопу.
«Уже и не видно ничего, а он все ходит. Предвкушает, не иначе…» — решил журналист.
Собственно, Корридов и не скрывал никогда, о чем мечтает более всего.
Идол эпохи бронзы — это и правда стало бы сенсацией.
Между тем рисунок жилища, возможно, принадлежавшего шаману бронзового века, характер находок явно ритуального назначения, мастерская по выплавке медных изделий, расколотая форма… Все говорило о том, что эта мечта не так уж и несбыточна.
Однако по археологическим правилам культурный слой, в котором есть признаки деятельности человека, проходят горизонт за горизонтом. Пока не доберутся до «материка».
И до «материка» было еще далеко…
Томительное и мучительное и ни с чем не сравнимое ожидание, когда наклевывалось что-то очень интересное, сногсшибательное, но рыть, выкапывать находку никак нельзя… Вместо этого нужно медленно снимать землю тонкими слоями по площади всего раскопа.
И потому приходится сдерживать себя, смиряя сердцебиение, ожидая — и иногда не один день! — пока не покажется весь предмет. Как остов затонувшего корабля из мелеющей воды во время отлива, когда море отступает.
Накануне вспыльчивый Корридов даже чуть не поколотил Миху за то, что тот поторопился «вырыть» показавшуюся из земли каменную зернотерку.
Владислав Сергеевич тоже знал это томительное и мучительное и ни с чем не сравнимое, счастливое ожидание…
Но сейчас Кленский грустно наблюдал за своим другом археологом. Подтверждалось давнишнее его подозрение, в котором он прежде не смел признаваться себе… Люди, в том числе и те, кто был в экспедиции, были Арсению Павловичу ну не то чтобы безразличны… Менее важны!
Менее важны, чем те, кто жил здесь пять тысяч лет назад.
Ясно было, что Корридов абстрагировался. Это было его удивительное свойство. Корридов всегда был «над бытом», над жизнью… И как теперь выяснилось, и над смертью тоже.
Собственно, не стоило ни обижаться, ни удивляться… Это была специфика его призвания. Как режиссер даже на похоронах близкого человека невольно отмечает удачный кадр… Как писатель невольно «использует» любого человека, если детали того стоят… Так и Корридов мог понимать «тот», бронзовый, мир, только унесясь мыслями, отгородясь невидимой стеной от «этого», реального.
А между тем следователь Алиса так больше и не приезжала. Испугалась, что Яшин труп испортит ей показатели.
