- Потом, все потом, - твердил про себя Эвин, - А сейчас эти ребята увидят, на что я способен.
А за несколько верст отсюда у большого шатра стояли два человека.
- Ты уговорил меня начать эту битву, Эймунд, но киевляне стоят как стена, - нервно сжимая рукоятку плети, сказал молодой, в дорогой кольчуге, пожилому и суровому, одетому в грубый плащ из некрашеной ткани, - Ты тоже предал меня?
- Норманны Асмунда уже сошли с кораблей за лагерем твоего брата, конунг Ярицлейв. Печенеги еще в своем лагере за рекой
и опаздывают. Хольмгард победит в этой битве.
А брат конунга Ярицлейва стоял на холме в окружении советников, почтительно слушавших рассуждения господина о философии Аристотеля. Греческий язык князя был безупречен, десять юношей из самых знатных семей с украшенными серебром короткими топориками в руках и золотыми гривнами на шее стояли перед ним. Изредка князь бросал презрительный взгляд на поле боя, и усмешка искажала его красивое лицо. Когда-то Олег, Игорь, Святослав, Владимир дерзали выходить со своими дружинами против великой Византии, а эти ничтожные люди до сих пор не могут опрокинуть и утопить в реке новгородских мужиков и наёмников-варваров, северных бродяг, у которых нет ни дома, ни родины! Нет, конечно, они были недостойны такого князя, как он.
Асмунд и Эвин шли в первых рядах норманнского отряда, который врезался в задние ряды киевлян. Варяжский клин, как топор в полено, глубоко проник в строй противника и разорвал его. Слева и справа от Асмунда падали люди - варяги, русские. Меч оцарапал его плечо, он увидел, как упал, ударенный щитом в лицо, Эвин, но словно стена встала между ними - остановиться в бою было невозможно, и мощный поток битвы унёс Асмунда в сторону. А Эвин медленно поднялся навстречу надвигавшимся врагам. Что-то изменилось в его облике, и опустили глаза стоявшие против него киевляне - потому что не каждый может выдержать пустой взгляд смерти. Эвин прыгнул вперёд, и толпа расступилась перед ним - некоторые знали, а другие слышали, что случается с человеком, который окажется на пути берсерка в минуты, когда его охватывает слепая и священная ярость Одина. Шаг за шагом Эвин продвигался вперёд, железный круг, как змея, то смыкался вокруг него, то разжимал свои объятия, и тогда Эвин вновь бросался на стоявшую перед ним живую стену. И каждый раз несколько “кирпичиков” этой стены падали к его ногам. Секира сломалась в руке Эвина и, страшно зарычав, в бешенстве, с пеной у рта, прыгнул тогда он на стоявшего перед ним высокого воина в богатой кольчуге, ничего не видя, кроме его бледного напряженного лица.
