Съ противоположнаго конца и Дальній Востокъ посылалъ свои могучія волны воздѣйствій. Собственно говоря, по массѣ воскрешенныхъ къ жизни восточныхъ цѣнностей девятнадцатый вѣкъ могъ бы быть названъ, между прочимъ, и вѣкомъ восточнаго возрожденія. И если это воскрешеніе не положило столь же явной грани въ культурѣ міра, какъ нѣсколько вѣковъ тому назадъ рецепція эллиноримскихъ и іудейскихъ цѣнностей, — то отчасти, конечно, въ силу различія тѣхъ и другихъ по творческой дѣйственности ихъ содержаній, но отчасти и потому, что собственная творческая жизнь Европы настолько пышно н мощно разрослась за эти вѣка, что самый сильный притокъ не могъ уже опрокинуть или уменьшить инерціи ея напора. Но характерно для интересующаго насъ здѣсь вопроса то, что не только древній Востокъ, но и современный зазвучалъ въ нашихъ исконныхъ западныхъ аудиторіяхъ. Отчасти это только голоса людей Востока, работающихъ у себя или у насъ въ созданныхъ европейцами лабораторіяхъ. Но отчасти это и взращенныя на Востокѣ силы, религіозныя или художественныя, буддійскія настроенія и японское созерцаніе, совершающія свое вступленіе въ нашъ міръ. И, конечно, незначителенъ самъ по себѣ, но все же симптоматиченъ тотъ фактъ, что чуть-ли не наканунѣ войны увѣнчанъ былъ все-европейской преміей — Тагоръ, индійскій поэтъ, сдѣлавшійся міру извѣстнымъ въ англійскомъ переводѣ.
Бездна перекрещивающихся творческихъ потоковъ и вліяній сплетается въ современности. Но доселѣ они сплетались и синтезировались въ міровую культуру — въ европейской кузницѣ, на наковальнѣ европейской традиціи, подъ согласованно-ритмическими ударами молотовъ европейскаго творчества. Сейчасъ эта наковальня будетъ раздроблена, самый ритмъ нарушенъ. Обручъ, скрѣплявшій міровую культуру, ослабѣетъ, — и разсѣются, разсыплются отдѣльные ея двигатели. Кончается великая эпоха единой ново-европейской культуры. Изъ средоточія міра станетъ Западная Европа одной изъ его провинцій, поучительнымъ памятникомъ и кладбищемъ, — увеличенной Венеціей, цѣлью для поучительныхъ экскурсій, расплывшимся на нѣсколько странъ Акрополемъ.
Ибо сумерки опускаются надъ Европой.
* * *
Я не собирался на предыдущихъ страницахъ описывать то будущее, которое будетъ; я только говорилъ о томъ будущемъ, которымъ чреваты бури настоящаго. Его черты кажутся мнѣ сходящимися въ одной точкѣ: въ грандіозномъ ударѣ, наносимомъ современными событіями Западной Европѣ, ея стремившейся къ единству культурѣ, ея міровой гегемоніи, политической и духовной. И косвенно подъ ударомъ оказывается неисчислимыми массовыми усиліями выработанный, потомъ и кровью оплаченный типъ человѣчества, человѣческой души, общежитія; подъ ударомъ оказывается налаживавшееся единство міровой культуры, ея общій языкъ и согласный строй.
