В лесу было накурено... Эпизод IV | страница 25
Сергеева бьющийся пульс на темечке так поразил, что он гладил его не переставая, он перевозбудился, все произошло нежно и естественно, пластинка с песней «Вальс-бостон» крутилась на диске уже десятый раз из-за царапины в последнем куплете. Они лежали на тахте, узенькой и короткой — им хватало места, — без слов и в абсолютной гармонии.
Потом НФ встала и ушла в другую комнату, долго не приходила, слышались какие-то шорохи и звуки падающих предметов. Когда она вошла, он увидел в ее руках бутылку ликера «Вана Таллин» Она несла ее как драгоценный сосуд, и Сергеев все сразу понял.
Извлеченная из закромов, припасенная на самый крайний случай, эта бутылка была сильнее всех признаний и слов Данте и Петрарки — тогда в каждом доме была сокровенная бутылка для всего: для больницы, прокурора, на возвращение сына из армии, то есть на День, которого еще не было.
Она открыла этот ликер, налила в крохотные рюмочки и предложила выпить за этот день, за эту ночь, которую она считает драгоценной. Они пили ликер из далекого Таллина, пили скверный кофе «Дружба», в сотый раз пел «Вальс-бостон» еще не депутат Розенбаум, и ничего важнее в этом мире не происходило.
Утром Сергеев уехал. Он больше никогда не был в Елабуге, но иногда в его голове ниоткуда возникает «Вальс-бостон» и горький привкус ликера «Вана Таллин».
Говорящий кот
Лукьянов, мужчина яркий и с фантазией, жил за городом, на непрестижном направлении. Дом он купил в 90-м году, когда нынешние еще на дядю работали и снимали квартиры в Перове и Новогирееве. Квартиры снимали, а ездили на ворованных «меринах» и на доводы Лукьянова говорили, что машина — это инструмент: «Вот приеду я на переговоры, а человек увидит, что я на „мерине“, и уважать будет, а квартира — не важно, потерпим до полного успеха». Лукьянов говорил им: «А вдруг окна в офисе клиента на другую сторону выходят — что тогда?» «А ничего, — отвечали они, — люди скажут: ребята крутые, “мерин” есть “мерин”». У Лукьянова «мерина» не было, машина скандинавского производства, десять лет ей было — не девочка, — но он ее не менял: везет она, ну и ладно, чего деньги тратить на железо лакированное?
Жил Лукьянов полной грудью, жизнь любил, и она его не обижала, давала ему пропитание неплохое и покой. В достатке жил человек, без затей, брусчаткой с Красной площади двор не мостил, фонтан из Петергофа не желал — помнил однокомнатную в Тушине и стельки в туфлях в зиму лютую из газеты, в которой работал.