В ушах Рузвельта звучали обрывки разговоров с адмиралом Леги, перед глазами мелькали строки из бесчисленных донесений генералов Маршалла и Макартура о положении на тихоокеанском фронте...
И вдруг ему показалось, что он ощущает на себе чей-то взгляд. Упорный, пристальный, осуждающий... Чей? Сталина?.. Нет. Черчилля?.. Нет, это глядел не он. Так кто же? И вдруг откуда-то из пространства до президента донеслись слова:
— Будь они прокляты, эти войны!..
Глава семнадцатая
ПРЕДПОСЛЕДНИЙ СЕАНС
Веселый голос Хэкки вывел Рузвельта из горьких раздумий:
— Господин президент, еще бокал «Манхэттена»?
— Нет, Хэкки, спасибо, — сказал, не поднимая головы, Рузвельт. — Сегодня я больше не буду пить. Позови, пожалуйста, Приттимана.
— В спальню, мой друг, — понуро проговорил президент, когда появился камердинер.
— В спальню, сэр? — недоуменно переспросил Приттнман. — Но ведь вас уже давно ждут в гостиной! И миссис Шуматова и все остальные...
«О господи! Этого только мне сейчас не хватало!» — подумал Рузвельт.
И даже мысль, что сейчас он увидит Люси, не избавила его от неприятного чувства. Однако выхода не было — отказаться от сегодняшнего сеанса означало бы растянуть работу Шуматовой еще на один день, а она обещала закончить портрет тринадцатого, то есть послезавтра.
Разочарование и отчаяние наверняка оставили след на его лице. И это заметят кузины и Хассетт, уловит своим профессиональным взглядом художница и, конечно же, в первую очередь почувствует Люси...
Нет, никто не должен видеть его измученным и обессиленным! Забыть! Забыть эту проклятую шифровку! Он президент великой Америки, он прежний Рузвельт, готовый к боям!
Черт побери! Его уже не раз хоронили! Еще в далеком тридцать втором году Луис Хау сообщил будущему президенту, что республиканцы собираются обнародовать заявление о том, что полиомиелит неизбежно поражает мозг. Тогда сразу же было заготовлено опровержение медицинских экспертов. В нем еще говорилось, что полиомиелит перенес Вальтер Скотт, и никаких поражений мозга у знаменитого писателя не было...
Рузвельт расправил плечи и заставил себя улыбнуться. Потом повернулся к Приттиману и, прислушиваясь к звуку собственного голоса, сказал:
— Так и быть! Вези меня на плаху. А потом принеси в гостиную накидку. Я оставил ее в спальне.
Как и в предшествующие дни, все уже были в сборе, когда Приттиман ввез президента в гостиную и пересадил из коляски в кресло. Маргарет Сакли держала в руках вышиванье, Лора Делано перелистывала какую-то книгу, Люси молча сидела на диване, Шуматова возилась со своими кистями, красками и блюдечками.
