Но вот оккупированный Ворошиловград остался позади, и Витя, распрямившись и прекратив хромать, вышел на шоссе, по которому можно было дойти до самого Краснодона.
Некоторое время ему не попадалось навстречу никакой вражьей техники; и только прошмыгнули пару раз туда и обратно легковушки, развозившие немецкое офицерье.
Постепенно настроение у Вити улучшалось. Он чувствовал в себе огромную энергию, и знал, что сможет направить эту энергию на благие дела. Погода была хорошая: со степи нёсся ароматный, прохладный ветерок, а по небу плыли сиреневые, быстрые облака.
Несколько часов Витя быстро шагал, и совсем не чувствовал усталости. Местность была холмистая — дорога то шла под горку, то дыбилась вверх, на очередной холм, за которым открывалось новое раздолье.
Между тем молодой, здоровый организм Вити напоминал о том, что неплохо бы и подкрепиться.
Помимо прочей еды, мама собрала ему и несколько картофелин, и Витя решил поджарить эти картофелины в углях; тем более и соль к ним имелась.
Он сошёл в прилегавшую к шоссе балку. Там присмотрел неплохое местечко возле давно упавшего и иссохшего дерева. Резво набрал дров, и развёл небольшой, но жаркий костерок. Вскоре и угольев набралось достаточно, чтобы уложить в них картофелины.
После того, как это было сделано, Витя улёгся на спину, и начал смотреть на небо. Настроение сделалось совсем уж благодушно-мечтательным, и он подумал: «А вот если бы не война, то сочинял бы стихи».
Картошка была готова. С помощью палочки Витя достал её из угольев, и уже начал перебрасывать, остужая, одну, самую аппетитную картофелину из ладони в ладонь, когда услышал мученический стон.
Воображение тут же нарисовало картину: по шоссе немцы гонят военнопленных. Те идут измождённые долгой дорогой, избитые, голодные. И вот Витя выскакивает из балки, и отдаёт им все свои немногочисленные пожитки.
Юноша одной рукой сгрёб раскиданную в траве картошку, а другой поднял рюкзак, в котором находилась вся оставшаяся еда, и бросился вверх. Выскочил на шоссе, огляделся, и… никого не увидел…
Он сделал шаг назад, и только тут заметил, что на самой обочине лежит, свернувшись клубочком, маленькая девочка. Именно девочка и стонала.
Витя подошёл к ней, и позвал:
— Эй…
Девочка вскочила, и вдруг издала страшный, ни с чем несравненный вопль. И столько в этом вопле было страдания, что Виктор вздрогнул, и отступил на шаг.
— Подожди… не бойся… я тебе ничего плохого не сделаю… У меня есть еда… Ты хочешь есть?
