- Нет, милая, вы не готовились. Вы ленивы и глупы. - Сергей Сергеевич увидел первую слезинку, которая возникла на ресницах Мартовой. - Вы совершенно бестолковы, Мартова, вы просто дура. Вот истина, которую вам следует запомнить. Вы слышите меня?
- Слышу, - прошептала Мартова, борясь со слезами.
- Повторите, что я вам сказал.
- Вы сказали, что я дура.
- Нет, Мартова, не так. Это истина, это не "вы сказали". Как надо повторить?
- Я дура.
- Правильно. Пожалуй, я всё же поставлю вам тройку, хоть вы и дура.
- Сергей Сергеевич, спросите меня ещё, - заныла Мартова, и слёзы покатились по её щекам. - Пожалуйста.
- Ты что, хочешь четыре?
- Пожалуйста, Сергей Сергеевич, пожалуйста, - Мартова смотрела на него помутневшими от слёз глазами, молельно сложив руки в виде китайского символа борьбы мужского и женского начал. Она задыхалась от своих слёз.
- Хорошо. Но сперва перестань реветь. Прекрати реветь!
Мартова поспешно вытерла ладонями слёзы, всхлипнула и ещё раз вытерлась.
- Я поставлю тебе пять, если ты сейчас пописяешь, - чётко проговорил Сергей Сергеевич. - Не вставая, просто пописяешь, под себя. В стул.
Мартова покраснела и опустила глаза.
- Ну, - сказал Сергей Сергеевич. - Пописяешь?
- Я... - тихо сказала Мартова. - Я не могу.
- Ты можешь, Мартова. Наташа. Ты можешь. Ты ведь делаешь это по нескольку раз в день.
- С... Сергеевич... пожалуйста... - прошептала Мартова.
- Наташа, это же не больно. Представь себе, что ты дома, на своём унитазике, ну? Сидишь в туалете, дома, никто тебя не видит, ну, Наташенька, пись-пись...
Мартова дёрнулась, чтобы встать, но Сергей Сергеевич крепко схватил её за локоть.
- Ну немножко, Наташенька.
- Я не могу, - вывернула из себя девушка. Голос её стал хрипловатым.
- Ну немножко, Наташенька.
- Я не могу, - слова давались Мартовой трудно, будто её сильно тошнило. - Мне запретили.
- Кто? - затаив дыхание, спросил Сергей Сергеевич.
- Они. Они запретили. Они делают вот так, - Мартова раскрыла рот и всунула туда сжатую руку. - А мне так больно. Я не хочу. Я должна писять только когда с ними. Не на улице, не в гостях, только с ними. Так они сказали. Только тут, только с нами, иначе мы ревнуем, - Мартова снова заплакала, не в силах больше говорить.
- Ну-ну, Наташенька, ничего страшного, они и не узнают, они не заметят, ты немножко, совсем чуть-чуть, ты трусики приспусти, расправь платье, вытащи его из-под попы, и в стул, просто в стул, самую малость, оно и пахнуть не будет, они ничего не узнают. Ну давай, Наташенька, давай, ну давай, скоренько.
