Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве | страница 5
Незнакомка неспешно отвернулась и устремила взгляд в бездну, как будто видела там что-то еще, кроме снега и тьмы. Клэр заметила, что брючки женщины слишком коротки для этого времени года, а поверх белых носков на ней красовались лишь теннисные туфли. Носки этих промокших насквозь туфель выступали далеко за край платформы, и Клэр впервые в жизни почувствовала головокружение. Метель ледяными крупинками била ее по лицу, а где-то там, под ворохом одежды, трепыхалось пойманной птичкой сердце.
Сглотнув, Клэр вновь обратилась к незнакомке:
– Скажите, зачем вы сюда пришли?
– Оставьте меня в покое, – еле слышно ответила та, и Клэр рискнула сделать крохотный шажок в ее сторону. Теперь ей ничего не стоило дотронуться до женщины, однако Клэр не решалась отпустить металлический поручень.
– Прошу вас, отойдите от края. Вы же упадете.
У женщины вырвался горький смешок.
– Думаю, так оно и будет.
– Но вы же умрете, – никогда еще Клэр не чувствовала себя такой беспомощной.
Женщина вскинула голову к непроницаемо черному небу.
– Я умерла тут давным-давно.
– Что вы хотите этим сказать?
Ответа не последовало.
– Но это же безумие, – промолвила Клэр. – Не может быть, чтобы все было так плохо. Если подумать, всегда найдется, для чего жить.
Медленно оторвав одну руку от перил, она протянула ее к женщине и сжала ту за запястье. Клэр поразило, насколько худенькой была у нее ручка. Незнакомка никак не отреагировала на это прикосновение. Похоже, она его даже не заметила.
Внезапно она вновь вскинула голову.
– Слышите? – спросила она. – Слышите Шопена?
– Шопена?
– Ноктюрн № 20.
Клэр изо всех сил вслушалась, но не расслышала ничего, кроме шороха падающего снега.
– Увы, – покачала она головой. – Мне очень жаль, но я ничего не слышу.
– Вот и с ним была та же проблема. Он не умел слышать музыку.
– Кто? Шопен? О чем это вы?
Женщина промолчала, а Клэр вдруг показалось, что она и в самом деле слышит что-то еще, кроме падающего снега. Она замерла, вслушиваясь. Так и есть – сирены. Городской звук, совершенно неуместный в этом призрачном безмолвии.
Женщина тоже расслышала вой сирен. Голова ее дернулась и повернулась в сторону Харперс Ферри. По худенькому, как у птички, телу пробежала дрожь.
– Вы позвонили в полицию, – женщина взглянула на Клэр так, будто ее предали.
– Мой муж позвонил, – кивнула та.
– Отпустите меня, – ровным тоном произнесла незнакомка.
– Что вы имели в виду, когда говорили о музыке? – спросила Клэр. Ноги у нее дрожали от напряжения, мокрый снег бил в глаза.