«Черный пояс» без грифа секретности | страница 14



Это естественно. По выражению выдающегося японоведа-компаративиста профессора А.А. Долина, «религиозный характер духовного поиска, преобладание иррационального над рациональным всегда составляли отличительную черту русской философии, которая, в отличие от философии западной, была не отвлеченным теоретизированием, а скорее руководством к действию, практическим пособием по социологии, учебником по самосовершенствованию, исправлению личной и общественной жизни — но без конкретных социальных ориентиров. В этом смысле многие работы русских философов конца XIX — нач. XX в. имеют немало общего с синтетическими восточными учениями..»[20] Ориетированым на поиски практической пользы абсолютно во всем и лишь время от времени соглашающимся отведать восточной экзотики, как говорил О. Генри, «вкусить лотоса», европейцам и американцам такие пассионарные метания ёмэйгаку представляются излишними и непонятными. Для русских же это еще одна, дополнительная линия, роднящая души двух народов.

В реальной жизни идеи ёмэйгаку стали духовной основой движения молодых, амбициозных, но небогатых и незнатных самураев юго-западных княжеств против феодального режима сёгуна в середине XIX в. Это движение привело их к победе, так как наиболее полно отражало внутреннюю сущность революционных преобразований. Однако оно не могло эффективно работать в условиях эволюционного развития государства, после достижения триумфа, когда для закрепления успеха требовался анализ, а не интуитивная реакция на события. Как тут не вспомнить пушкинское определение русского бунта — «бессмысленного и беспощадного»? Вот и в Японии ёмэйгаку постепенно стало уделом «вечных революционеров» — основателей и сторонников тайных обществ, самураев-пассионариев и фанатичных военных националистов. После установления нового режима смены строя, после революции, когда великая цель их подпольной деятельности была достигнута, они естественным образом стали маргиналами в новом обществе. В области боевых искусств ёмэйгаку также оказалось изрядно потеснено. Прежде всего, это произошло на ниве дзюдзюцу, поскольку основатель его самой авторитетной школы — дзюдо — доктор Кано Дзигоро был скорее противником, чем сторонником учения Ван Янмина, и в своей деятельности полагался на анализ, использование достижений западной науки и восточного опыта, на трезвый расчёт и тщательно обдуманные идеи, планы и методики. Но пока до этого было ещё далеко.