— Я не скрыла своего беспокойства от Тагуэлла, а теперь хочу высказать его тебе. Ты действительно собираешься признать Россию?
— А почему бы и нет? Она же реально существует, — шутливо ответил Рузвельт.
— Благодаря козням дьявола, — не принимая шутки, резко ответила Сара.
То, что сказала мать Рузвельта, не было для нее пустыми словами. Она глубоко верила в бога, толкуя священное писание так, как его толковал священник епископальной церкви, а о Советской России знала лишь по правым американским газетам. Она была уверена, что признать страну, подобную нынешней России, означало бы продать душу дьяволу.
— Ты не сделаешь это, — настойчиво повторила Сара, — иначе тебя проклянет вся Америка.
— Она уже не раз проклинала меня, — усмехнулся Рузвельт.
— Но сейчас другое дело, Франклин. Сейчас речь идет не о политике, а о совести христианина. Вспомни, ты всегда был богобоязненным мальчиком. До тех пор пока на горизонте не появилась эта ужасная страна, ты ничем не гневил бога. У тебя было все, чего бы ты ни пожелал... Но теперь ты стоишь на такой высоте, что бог может сбросить тебя вниз, и падение будет ужасно.
Бедная старая мама! Она и впрямь считала, что перед ней, укрывшись одеялом, лежит маленький сын, по-прежнему нуждающийся в ее советах!
Послушный, богобоязненный, прилежный — таким всегда представлялся матери Франклин, пока дьявол не обратил на него своего греховного взгляда.
Старая женщина ошибалась. Ее сын с детских лет был вовсе не таким, каким она его себе представляла.
Но для матери, сидевшей сейчас на краю кровати, в которой лежал президент Соединенных Штатов, он все еще оставался ребенком, причем выдуманным ею самою.
— Послушай, Франклин, дорогой мой сын, — тихо и проникновенно сказала, скорее прошептала Сара. — Не искушай судьбу, не гневи бога. Достаточно того, что...
Она осеклась. При зеленоватом свете покрытой абажуром лампы Франклин смотрел на нее как бы из другого мира, без сожаления, но и без злобы.
— Ты хочешь сказать, что, несмотря на всю мою богобоязненность, я и так уже достаточно наказан? — с затаенной усмешкой спросил Рузвельт. — Но это неверно! Мне было послано не наказание, а испытание. Наказывают грешных и неисправимых. Испытания посылают сильным, чтобы проверить их мужество и преданность истине.
С этими словами Рузвельт закрыл глаза и повернулся лицом к стене.
Саре было стыдно за себя и жалко сына. Она ждала, что Франклин еще что-нибудь скажет и тогда она переведет разговор на другую тему, смягчит сына, сумеет оправдаться перед ним. Но Рузвельт молчал. Слышалось только его ровное дыхание.
