И вдруг... вдруг с Моргентау что-то произошло. Годами он не осмеливался сколько-нибудь серьезно возражать президенту. Его ничуть не смущало, что за ним закрепилась репутация человека, который всегда соглашается с Рузвельтом. За доверие президента он был готов заплатить и более высокую цену.
Но сейчас Моргентау подумал: «Мне уже за пятьдесят. Я всегда и во всем поддерживал президента. И с этим его планом вполне согласен. Но до каких пор президент будет скрывать от меня свое сокровенные мысли?»
Говорят, что однажды стреляет даже незаряженное ружье. Этот случай произошел: помимо желания его владельца, ружье неожиданно выстрелило...
— Господин президент, если это не секрет, сэр, я позволю себе почтительно вас спросить...
— Брось эти нелепые церемонии, Генри, — прервал его Рузвельт, — ты знаешь, что от тебя у меня тайн нет.
— А от самого себя? — тихо сказал Моргентау.
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил Рузвельт.
— Очень немногое, сэр. Я хочу лишь знать, не раздирают, — нет, это не то слово! — не тревожат ли вас самого некоторые противоречия? Здесь... Внутри...
Моргентау ткнул себя пальцем в грудь.
— Ты не пастор, Генри, а я не на исповеди. Какие противоречия?
— Я знаю, вы обещали ускорить предоставление независимости Филиппинам и предали анафеме колониализм вообще. Но разве вы не чтите память своего родственника Теодора Рузвельта, не видите в нем примера для подражания? Вы не раз публично давали высокую оценку Теодору. Но хвалить Теодора Рузвельта — значит ценить «большую дубинку»?..
Наступила пауза.
— Не хочешь ли послушать библейскую притчу, Генри? — неожиданно спросил Рузвельт.
— С удовольствием, сэр. Но меня ждут неотложные дела... — не без обиды ответил Моргентау.
— Библия всегда помогает работать, — наставительно сказал Рузвельт. — Кстати, может быть, в этой притче заключен и ответ на вопрос, который ты мне задал. Так вот послушай. К царю Соломону приходит старик и говорит: «О, мудрый царь Соломон, дай мне совет. Как скажешь, так я и поступлю». Говорят, Соломон был демократ, — с хитрой усмешкой заметил Рузвельт, — и некогда не отказывал простым людям в мудрых советах. «Я хочу развестись с женой», — говорит старик. «Но почему? В таком возрасте?» «В нем-то как раз и дело, — говорит старик. Моя жена — мегера. Она отравила всю мою жизнь. Мне семьдесят лет. Сколько еще лет определил мне Иегова жить на этой грешной земле? День? Неделю? Год? Ну пусть немного побольше. Это оставшееся время я хочу прожить спокойно. Лучше ад, чем такая жизнь...» Соломон думал недолго. Он даже не посоветовался со своими министрами, — были же они у него! Подумав, он сказал: «Ты прав».
