— Савельева уже выехала обратно в Киев, — сообщил Михеев, прочитав последний документ. — Она всего лишь выхлопотала для матери место в клинике сердечных болезней и вернулась на вокзал. Посторонних встреч не было.
— Тогда есть резон начинать с нее, — предложил Будников.
— А если она не преступница, Осин только еще готовит ее к вербовке? Есть такое резонное предположение у Ярунчикова. Как тогда? — спросил Михеев.
Будников заявил:
— Тогда мы их опередим, Савельева будет нам помогать, в проигрыше не останемся.
— Логично, — поддержал Михеев, собираясь положить фотографии в конверт. — Как видим, она теперь вхожа даже к радисту. Есть реальная возможность проникнуть в сеть «Выдвиженцев», а это на данном этапе немало.
— Скорее всего они ее готовят на роль связной, — предположил Будников.
— Надо думать, не на резидента, — построжало лицо Михеева. Он положил фотографии в конверт, спросил Стышко: — С них хотите начинать?
— Придется, куда денешься, — смущенно пожал плечами Стышко.
Михеев отрицательно покрутил головой, сухо говоря:
— Я против повторения грязных методов работы врага. Сначала надо придумать предлог поблагороднее.
— Мы и не станем повторять, а всего лишь воспользуемся уликой, — пояснил Стышко.
— Ею уже они воспользовались, — отверг довод Михеев.
— Как это повернуть — вот в чем вопрос, — не отступал мягко говоривший Василий Макарович. — Надо учитывать, если Савельева не будет знать о том, что нам известно о фотографиях, она может не пойти на откровение, опять-таки боясь обратного, чтобы не вскрылся ее позор. Женщины, говорят, так же упорны, как и податливы…
— Лично мне об этом неизвестно, — то ли в шутку, то ли всерьез вставил Михеев.
— Раскрой мы ей главную карту, Савельева наверняка все выложит. Другого подхода я не вижу, — с убежденностью закончил Стышко.
— Нового испуга хотите? — исподволь противился Михеев. — Вторичное всегда теряет первоначальную остроту.
— На испуг мы не рассчитываем. И потом, почему в отношениях с врагом мы должны деликатничать? — недоуменно воскликнул Стышко.
— Должны, Василий Макарович, — ответил Михеев. — Благородная цель в нашей работе не может достигаться любыми средствами.
— Да, но если ее скомпрометировали на этой фактуре, запугали и она живет под страхом, — все живее и настойчивее говорил Стышко, — разве не благородно снять с ее души мучительную тяжесть? Для этого нужно говорить открыто, напрямую, ну и, конечно, с тактом. Она ведь жена заслуженного летчика, семейные отношения у них не нарушены.
