— Привязки к Рублевскому пока нет, — уже спокойным тоном пояснил Ярунчиков. — Ожидали передачи нашего фиктивного приказа о передислокации авиационного полка. Ну а это, конечно… — стал он снова читать короткий и в принципе понятный текст.
Так они размышляли вслух, стараясь глубже постигнуть смысл и возможность перехваченной шифровки.
— Не мог Рублевский задержать это донесение, — предполагал Плетнев. — Оно самое важное на сегодня. Вы обратите внимание на уверенность, напористость: «восстановил»… «осваивает»… «надежно»… Что там еще? — заглянул он в текст. — «Контролирует»… «приему готов»… Энергично работают.
— Вы правы, — согласился Ярунчиков. — Учтите еще, агентам надо создать для центра впечатление ритмичности своей работы. Кроме того, хотят иметь что-то важное впрок. А сообщение о передислокации авиационного полка пока еще не устарело.
— Об этом-то и мне подумалось, — поддержал Плетнев.
— Видимо, по той же причине они и в прошлый раз сделали разбивку одного распоряжения из двух пунктов на две передачи. Теперь я начинаю верить, что они только-только развертывают работу.
— Да, тут есть над чем помозговать, — снова взял в руки лист бумаги Плетнев. — Ведь вот явно у агента была встреча с «главным». Проморгали ее наши либо она прошла до того, как Рублевского взяли под наблюдение?.. Далее, можно понимать, восстановлена старая львовская связь. Что касается «осваивает стояк», тут, вполне возможно, речь идет о тайнике, о явочной квартире…
Дали Москву, и Ярунчиков сорвавшимся голосом произнес:
— Докладываю, Анатолий Николаевич!..
А Плетнев, видя его волнение, все хотел уловить пришедшую на ум логическую связь в словах «белка пошла»: «Белка… Беличий воротник, белый берет… Не Савельеву ли обозначили кличкой «белка»?» — осенило Дмитрия Дмитриевича.
* * *
Ярунчиков встретил Грачева со Стышко, возвратившихся из Бровцов, приглашающим жестом вскинутой руки — заждался, взглядом, приветливым и нетерпеливым, говоря, как желанен для него приход сотрудников. Предложил им сесть и рассказать все подробно. Присутствующий при разговоре Плетнев освободил им место возле стола, сам присел поодаль.
Слушая попеременно то одного, то другого, Никита Алексеевич уточнял подробности ночного наблюдения за Хопеком, при этом лицо отражало все обуревавшие его чувства: то строго напрягалось, и глаза ожесточались, то добрело, расслабляясь, и подрагивали брови.
— Передых вам всем до десяти утра, — скомандовал наконец он строго, словно ему собирались возражать. — В машину и по домам!
